То была глубокая бездонная пропасть, пересохший замшелый колодец или кроличья нора, как в той старой детской книжке. Я летел сквозь тьму не видя ничего, даже собственных рук. Время будто бы замерло. Ветер трепал мои волосы и странными по-летнему теплыми потоками обдувал лицо. Дна не наблюдалось. Подо мной расстилалась лишь угольно черная пустота. Вдруг перед глазами начали появляться робкие огоньки, и, казалось, вот-вот завершится полет. Однако, это светили либо лампочки, либо флюоресцирующие грибы, сверкающие точно гирлянды голубоватым светом, прорастая на стене. Огни сливались в бледные линии, расплываясь на черном фоне тонкими прожилками. Тоннель все не заканчивался, а я тем временем падал и падал, погружаясь вглубь бесконечной черной пасти.
Тем не менее всему приходит конец. Полет не может быть вечным, особенно если это падение. Любая бездонная пропасть в своем чреве дождется вас либо острыми зубьями-скалами, либо еще чем похуже. В моем же случае все оказалось немного не так, как ожидалось.
Дно, днище. Тьма не стала рассеиваться, открывая передо мной врата света со словами: «Здесь ты останешься навсегда!» Нет. Прямо перед решающим шагом к неминуемому концу по моему чуткому обонянию ударил мерзкий смрад, словно тухлые яйца смешали с прокисшим молоком и свежим коровьим дерьмом. Глаза защипало и всего на секунду я их прикрыл. В это же мгновение мое тело приземлилось в мягкую жижу. Я даже не успел ничего понять. Все произошло в один миг. Разве могло столь долгое падение окончиться вот так?
Вязкая грязь поглотила меня, заключила в свои мягкие нежные объятия. Руки и ноги не спешили слушаться. Секунды замерли на часах моей жизни. Вот такой неожиданный и глупый финал. Нет уж! Только не сегодня и только не здесь! Если я все еще жив, пережил такое затяжное падение, то погибнуть в месиве из… из, даже не хочу думать из чего, это верх абсурда. До того, как перед глазами начала пролетать вся моя столь насыщенная чудесная жизнь, я кое-как сумел унять нарастающую панику и из последних сил вырваться из плена. Перемазавшись в грязи, откашливаясь зловонной жижей я выбрался на поверхность, нащупав руками твердую почву. Если бы я сказал, что во рту словно кошки нагадили, я бы оказался лжецом. А я не любил врать и не занимался столь постыдным делом. Правда и ничего кроме правды, так ведь? Во рту же было куда как хуже, чем если бы там устроили вечеринку кошки. О, этот непередаваемый и ни с чем несравнимый вкус. Фу! Оно везде. Во рту, в глотке, в носу, в ушах; даже, как мне казалось, в легких и в желудке! Меня тошнило, ох как меня тошнило! Я плевался вязкой дрянью, кашлял, как прокуренный старик-сапожник. А вокруг царила тишина. Тишина и тьма.
В тишине и тьме сверкали бледные огоньки. Это были не фонарики, не грибы, как мне сперва показалось. Взглянув на них внимательнее и рассмотрев поближе, стало совершенно понятно – это мох. Голубой мох, росший в недрах темных тоннелей катакомб являлся единственным источником света. Бледное свечение привлекало насекомых. Мелких мошек, кружащихся облачками вокруг. Тут и там. Среди них я был просто тенью: усталым путником, бредущим вдоль стен, ориентируясь по линиям паутины мха. Эхо моего кашля и шагов уносилось куда-то вдаль, утопая в нескончаемой тьме.
Касаясь влажных плесневых стен, ступая как по минному полю, я шел туда, куда глядели глаза. То есть в никуда. Но любое движение лучше, чем стоять на месте и ждать конца или чуда. Я слышал, слышал звуки. Их было много. Слева в жиже что-то булькало, мошки жужжали вокруг, и капало-капало-капало. Но вдруг раздался голос. Я остановился. Прислушался. Тишина. Неужели мне показалось? Я ведь так явно слышал… нет. Стены сжимались, давили. Мрак пережевывал меня.
Но в пустоте оказалось не так и плохо. Я открыл глаза и продолжил свое странствие по стрелочкам-ориентирам из флюоресцирующего мха. В ушах жужжали мошки. Они же норовили заползти за веки, приходилось отбиваться. Это война, в которой я заведомо проиграл. Полчища жалких букашек окружали меня. Тусклый свет манил вперед, притягивал к себе и увлекал за собой. И я двигался, а что еще оставалось делать?
Странный звук. Снова голос? Я замер. Застыл, прислушиваясь, но слышал лишь звук своего сердца, которому кто-то накрутил громкости. А затем тьма рассеялась. По лампочкам пробежал ток. Тени испугались и разбежались по углам. Я зажмурился, закрыл глаза руками. Ко мне приближались шаги. Я немного потерялся в пространстве. Пытаясь удержаться за стену, не нащупал ее и завалился за угол. Упал точно в груду какого-то старого тряпья неподалеку от ржавой решетки. Застыл, словно меня тут нет, слившись с сумраком. И наступила тишина в которой так явно слышались приближающиеся шаги. Шаги и голос. А под веками лениво ползала парочка отбившихся от своего племени мошек.
– Тебе все равно не убежать, слышишь?
Это звучали не шаги – это была настоящая погоня. Сперва появились тени. Затем люди. Они завернули в отрезок тоннеля, где притаился я. Мимо меня пробежал первый, а следом с отставанием в пару секунду второй. Оба не заметили меня. Оно и не удивительно, ведь я умело слился с окружением в куче рваных тряпок. Первый пытался удрать, да, еще как пытался! Вот только его побег крайне быстро оборвался, ведь сквозь прутья решетки он просочиться не мог, увы, даже несмотря на то, что одного прута недоставало в ней. Преследовавший его тип заржал. Злорадный смех помчал дальше вглубь подземелья, пройдя сквозь предательскую решетку.
– Вот и все, – пожал он плечами, – я ведь говорил, что тебе от меня не убежать, не так ли? – Он извлек из кармана нож. Лезвие блеснуло в тусклом желтом свете покачивающейся под потолком лампочки.
Я старался залезть еще глубже в тряпки, вот только глубже уже было некуда. Первый обернулся. На нем был надет старый потрепанный черный плащ-дождевик. Лица не видно. Голову скрывал капюшон. Он молчал и больше не пытался удрать. Бежать было некуда.
– Кто-то сегодня славно поужинает, ха-ха-ха. Ты пойми, я ведь мог бы тебя отпустить, но я никогда прежде не пробовал крысятину. Да и мужики зачмырят если узнают, что я не прихлопнул одного из ваших, когда тот был в моих руках на НАШЕЙ территории. Сам виноват, что залез сюда. —лезвие в руках мужика в штанах цвета хаки весело засверкало, точно маленькая звездочка.
Я стараюсь не вмешиваться в чужие дела, своих хватает. Такое уж у меня правило по жизни, что поделать. Но любое правило однажды нарушается. Легко оставаться в стороне, легко быть лишь наблюдателем, завернувшись в тряпье, точно робкая тень. Но что-то такое… не знаю. Может, его черные глаза, которые наблюдали за мной из-под капюшона. Он видел меня, видел мой страх. Я хотел испариться на месте, либо рысью убежать пока не поздно. Однако, рукой я нащупал под собой недостающую часть решетки. Металлический прут незаметно лег мне в руку. И если бы Хаки сейчас обернулся он бы весьма удивился, обнаружив, что тряпки ожили и поднялись почти на два метра над землей. Но ему было не до меня. Его цели были поставлены, и он шел осуществлять их со своей извращенной чистой совестью.
