Джон Китс - Гиперион

Гиперион
Название: Гиперион
Автор:
Жанр: Стихи и поэзия
Серии: Нет данных
ISBN: Нет данных
Год: Не установлен
О чем книга "Гиперион"

«Гиперион» – незаконченная поэма о торжестве олимпийских богов над предшествовавшим им поколением титанов. Написана с конца 1818 года до весны 1819 года, когда поэт ухаживал за своим младшим братом Томом, умершим от туберкулеза в декабре 1818. Монументальностью стиля поэмы, горечью и пафосом ее диалогов «Гиперион» отчасти напоминает «Потерянный рай» Мильтона.

Бесплатно читать онлайн Гиперион


Переводчик Евгений Юрьевич Шешин


© Джон Китс, 2021

© Евгений Юрьевич Шешин, перевод, 2021


ISBN 978-5-0053-3788-7

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

От переводчика

Velut arbor aevo1

(Horace, Odes, i. xii, st.45)


A fiery soul, which working out its way,

Fretted the pigmy body to decay:

And o’er inform’d the tenement of clay2

(John Dryden, Absalom and Achitophel, I, 156—158)

Лорд Байрон был одним из первых, кто озвучил проблему стиля, сводимого исключительно к языку, указав на серьезную уязвимость для критики тех творений Китса, в которых он обращается к античности и её героям. Строфа 60 одиннадцатой песни «Дон Жуана» всецело посвящена бедняге (poor fellow) Китсу, чей рассудок показался Байрону странным (Tis strange the mind), а выпавший жребий – несчастливым/неуместным (His was an untoward fate). Странность и неуместность «сраженного наповал одной критической заметкой» (who was kill’d off by one critique) Китса кроются, согласно неапологетичному снобу (по современной характеристике, выданной Байрону Independent), в том, что он (Китс) «…не зная Греческого <языка>, удумал толковать о греческих богах примерно так, как, мнилося, они и разговаривать должны» (without Greek /Contriv’d to talk about the gods of late,/Much as they might have been suppos’d to speak3).

К чему ворошить весь этот быльем поросший пепел известной контроверзы? Но ведь Байрон заставляет задуматься, – и в первую голову переводчиков Китса, т. к. именно они, надо полагать, и призваны свыше дабы уловить интонацию переводимого текста и, адекватнейшим образом выразив замысел автора, снабдить благодарного читателя надежным ориентиром. Ничего нет удивительного и в том, что, для лучшего понимания стилистических особенностей античных фантазий Китса, переводчик обратился к его первым критикам. Здесь, правда, следует сказать, что приведенное выше суждение Байрона относительно ««одной критической заметки»» надлежит считать весьма и весьма далеким от реальности: Китс был ««сражен наповал»» не критикой, а туберкулезом (который свел в могилу и мать поэта, и его младшего брата Тома). Что же касается критиков, то их, помимо Байрона, было не так много. Заметки во «вражеских» изданиях (исповедовавших идеологию тори, оппонентами которой были Китс и его литературные друзья – Ли Хант, Уильям Хэзлитт и др.) отличались солидным и обстоятельным подходом и потому навряд ли могли серьезно задеть Китса. Оскорбления наносил как раз Байрон – в приватных письмах (с сентября по декабрь 1820) своему респектабельному издателю и близкому другу Джону Мюррею4, которые Китс, разумеется, не читал и читать не мог. Да и «Дон Жуан» увидел свет в 1824 году, три года спустя трагической кончины автора «Эндимиона». Приведем отрывок из письма Китса, в котором он сам говорит о диаметрально противоположных байроновским эстетических установках. Так в сентябре 1819 Китс пишет своему брату Джорджу (предварительно сообщив ему о счастливом избавлении от «навязчивой боли в горле»: «Ты говоришь о Лорде Байроне и обо мне – между нами настолько большая разница. Он описывает то, что видит, а я – то, что в моем воображении. Моя задача наитруднейшая.» (You speak of Lord Byron and me. There is this great difference between us: he describes what he sees – I describe what I imagine. Mine is the hardest task5). Если же вернуться к теме якобы убившей Китса критики, то и здесь находим совершенно недвусмысленную оценку событий самим поэтом. В письме Джорджу от 29 октября 1818 он говорит: «Это – всего-навсего сиюминутно: думаю, что после смерти я буду среди Английских Поэтов. Теперь же, будучи вопросом злободневным, попытка «Quarterly» сокрушить меня лишь сделала меня более известным, а среди книголюбов стало обычным говорить: «Спрашивается, с чего это «Quarterly» решило у самое себя перегрызть глотку».» (This is a mere matter of the moment: I think I shall be among the English Poets after my death. Even as a matter of present interest, the attempt to crush me in the «Quarterly» has only brought me more into notice, and it is a common expression among book-men, «I wonder the «Quarterly’ should cut its own throat6).

Итак, мы видим, что критика, сколь бы резкой она ни была, совсем не беспокоила поэта. Волновался впоследствии сам Байрон, о чем он и пишет в письме Мюррею 26 апреля 1821, спустя всего два месяца после кончины Китса: «Правда ли – Шелли пишет мне, что бедный Джон Китс (NB: не Джонни Китис, как Байрон любил называть его при жизни – прим. переводчика, выделено мной. – Е.Ш.) скончался в Риме из-за критики „Quarterly Review’“? Я очень сожалею об этом – хотя я думаю, что он как поэт сел не в тот экипаж, а запашок Предместья со <всей этой его> тарабарщиной на Кокни и стремление версифицировать Пантеон Тука7 и Словарь Лемприера8 <вконец> испортили его. – По опыту знаю, что злая критика действует на незрелого автора как настойка Болиголова – меня однажды так приложили – я был отправлен в нокдаун (имеется ввиду уничижительная критика байроновской сатиры „Английские Барды и Скотч-ревьюеры“ (1809) в заметке, опубликованной Генри Брумом9 в „Эдинбургском Обозрении“, которая, впрочем, только способствовала росту популярности автора Чайльд Гарольда. – прим. переводчика) — но я снова встал на ноги. – И обошлось без разрыва кровеносного сосуда – я только махнул три бутылки кларета и начал писать ответ – да в той Статье и не было ничего такого, за что я мог бы невозбранно настучать Джеффри10 по голове самым что ни есть благороднейшим образом.» (Is it true – what Shelley writes me that poor John Keats died at Rome of the Quarterly Review? I am very sorry for it – though I think he took the wrong line as a poet – and was spoilt by Cockneyfying and Suburbing – and versifying Tooke’s Pantheon and Lempriere’s Dictionary.– I know by experience that a savage review is Hemlock to a sucking author – and the one on me – (which produced the English Bards &c.) knocked me down – but I got up again. – Instead of bursting a blood-vessel – I drank three bottles of claret – and began an answer – finding that there was nothing in the Article for which I could lawfully knock Jeffrey on the head in an honourable way11).

Можно сказать, что неприязнь Байрона и, как следствие, неприятие им эстетических установок и самой поэзии Китса были вызваны целым рядом причин, среди которых и различное социальное положение, и круг общения, и литературные предпочтения двух ярчайших представителей романтизма. Байрон был аристократ «шести футов росту и <вдобавок> лорд» (как отмечал сам Китс, давая оценку одной благосклонной к Байрону критической статьи). Китс принадлежал к «среднему классу», испытывал денежные затруднения и был убежден, что именно «лордство» Байрона является главнейшей причиной его столь оглушительной литературной славы. Если говорить об эстетических позициях, то и здесь видим существенные расхождения: Байрон с пиететом относился к XVIII столетию, которое называют «Августовским веком» английской поэзии или веком классицизма. Александр Поуп был для Байрона безусловным авторитетом. Китс, напротив, был настроен критично, а в пространном солилоквиуме, названном им «Сон и Поэзия» (Sleep and Poetry), не пощадил «


С этой книгой читают
Любовь должна окрылять и дарить вдохновение. В этом сборнике – душевные стихотворения о любви к Богу, мужу, сыну. О любви к жизни. Вдохновенной. Величественной. Неповторимой. Бесконечной.
Уважаемые читатели, я надеюсь, что чтение моих стихов поможет Вам лучше понять себя и услышать свою душу и свои потребности. Для меня они стали тем, что помогает мне соприкасаться с моей душой и что приносит исцеление.Желаю Вам жить в любви и согласии, в первую очередь, с самим собой. С любовью к Вам, Valeria Lorenz.
"Я не поэт…" – это не просто сборник стихов: это визитная карточка моей жизни; это философия любви к жизни, с её радостными и грустными событиями. То, что вдохновляет, что заставляет обращаться к этим понятиям на "вы" и писать их "имена" с большой буквы.В сборнике представлены произведения таких жанров, как любовная и философская лирика.
"В Вас пульсирует тревога. Именно она и есть главный источник поэзии. Вы пишете из человеческого и о человеческом. Это – пропуск в Поэзию. В Ваших стихах нет ни одной общефилологической помарки, но некоторые строки в смысле поэтических форм бьют по чувству. Вероятно, такие неровности – следствие Ваших личных тревог. Читая весьма печальные тексты, я искренне радовался: вот ещё одного достойного автора встретил". Владимир Емельяненко
Книга, изменившая историю. Книга, предлагающая свежий, небанальный взгляд на факты, которые официальной историей искажены донельзя. Книгадля тех, кто не разучился думать!Потенциальному читателю настоятельно рекомендуется открыть книгу и начать ее читать. Предложенная Вашему вниманию аннотация интригует, но не впадает в крайности.
Часто, в погоне за призрачным счастьем, теряя себя, мы забываем ту высокую идею, ради которой стремились к чему-то. Принимая изменившееся восприятие, как приспособление к новым условиям, мы, уничтожая в себе человека, отказываемся от привычного окружения, отвергаем родных и близких. Процесс запущен, и дорогу обратно практически невозможно отыскать. Только стоит ли игра свеч, стоит ли жертв эта иллюзорная гонка «мнимых соблазнов»? А кто-то, возмож
Аня согласилась подменить коллегу и теперь стояла перед заказчицей в костюме плюшевого зайца. ― Торт выносите, когда приедет папа именинника, ― велела та. «Скорее бы», ― вздохнула Аня. Находиться в огромном костюме было очень жарко. Она обвела взглядом зал ресторана и посмотрела на именинника. «Зачем закатывать такой праздник полугодовалому малышу? Устал же, бедняжка». Аня отвлеклась, представляя, как сегодня покажет любимому тест с двумя полоска
Забыть себя настоящую, очутиться в чужом мире без памяти, магии и каких-либо подсказок? Да! Ведь это был единственный шанс добраться до Врага, за которым охотилась много веков. Стать шпионкой Тершасса, Империи Драконов, достать украденный артефакт, а затем и вовсе отправиться на смертельно опасное задание? Тоже да! Только возможно ли победить, отказавшись от истинных чувств, так и не приняв себя? И что мне делать со своим сердцем, если оно замира