Алла с трудом вылезла из переполненного автобуса и устало побрела домой. На душе было паршиво: усталость, накопившаяся за год, и гора нереализованных планов давали о себе знать. Да еще морозный, бесснежный ноябрь все никак не хотел заканчиваться. Алла огляделась по сторонам: замерзшие, как будто скрюченные деревья и хмурые, прячущие носы в шарфы, люди, казалось, мысленно были солидарны с ней. Хоть бы снег выпал, что ли.
Алла вздохнула. Ей бы после работы устроиться на диван с ногами и кофе, да почитать какой-нибудь легкий роман, посмотреть сериал, пусть даже глуповатый американский, а потом заказать готовую еду и, прижавшись к мужу, обсуждать что-нибудь приятное, никак не касающееся работы. Ну или подруге Машке позвонить, поболтать часок-другой. Они неделю не созванивались, только сейчас сообразила Алла, что уже само по себе странно. Бросить бы дела, да позвонить, но нет: ее ждали бесконечная готовка, война с тройками сына, никак не сводящиеся цифры в годовом отчете, незаконченная работа за ушедшую на больничный коллегу и хмурый муж, у которого на работе своя, двамесяцатянущаяся война.
Нехотя Алла заскочила в магазин купить гречки и хлеба. Привычно удивилась ценам, потолкалась в хлебном отделе и постояла немного у витрины co снеками и семечками. Подростково-закусочное ее не интересовало, зато отсюда открывался вид на ликероводочное. Обычно к концу недели ей хотелось выпить немного после работы, и здесь, у витрины, постоянно перед глазами вставали картинки из зарубежных фильмов, где бокал вина за ужином – нормальное явление. Но Алла жила в обычной российской глубинке, а ее давно покойный дед отбил любую тягу к спиртному. И красивые картинки так и оставались картинками из киношной жизни.
На кассе тоже все как обычно: подслеповатые бабки, которым почти в восемь вечера, ни жить ни быть, понадобилось выползти в магазин за буханкой хлеба, ржущие подростки, заставляющие чувствовать себя старухой, ибо в их речи понятны ровно полтора слова, и бесячая кассирша. Ну объясните, как можно улыбаться в столь поздний час, когда перед тобой разношерстная очередь с кучей претензий, на большую часть которых ты повлиять не в силах?
Чтобы хоть немного сократить путь, Алла пошла через обычно немноголюдную вечерами аллею. Пробежала по вымощенной брусчаткой дорожке, натянула посильнее на голову шапочку, на бегу достала телефон и позвонила сыну – второкласснику, который в данный момент отстаивал право делать «домашку» самостоятельно. Мудрые коллеги на работе уверяли, что ей стоит радоваться данному факту и отпустить немного вожжи. Но длинный ряд трояков страшно ее нервировал, ибо непонятно, собирается ли сын вообще из них выплывать, или самым главным для него было добиться, чтобы от него «отстали» в принципе.
Маша позвонила как раз в тот момент, когда Алла остановилась у лавочки, чтобы убрать телефон и найти в своей необъятной сумке перчатки. Давно стоило навести в ней порядок, но всегда находились более важные дела, и сумка только росла вширь.
– Машка, как раз сегодня тебя вспоминала! – обрадовалась Алла. – Думала, может, ты послушаешь мое нытье.
– Подожди с нытьем, – немного странным, глуховатым голосом попросила подруга. – Лучше скажи: сможешь Ваньку завтра на ночь забрать к себе?
– Ваньку? На ночь? – Алла так удивилась, что даже прекратила поиски перчаток и выпрямилась. Они хоть и были подругами, но ни разу не оставляли детей друг другу на ночь. – А муж где? Что случилось-то?
– Муж с суточного дежурства отпроситься не смог, а свекровь только в субботу приедет. Так можешь или нет?
– Смогу, в принципе, – пожала плечами Алла. – А ты сама-то где? В командировку отправили что ли?
– В больнице я, – услышала девушка произнесенное со вздохом. – Со сломанной рукой лежу, завтра операция.
– Опаньки, – Алла даже села. – Где ж ты так?
– На работе. – Алла отчетливо расслышала сдерживаемые всхлипывания. – Оскольчатый перелом лучевой кости, титановые пластины будут устанавливать. Потом реабилитация.
– Твою ж дивизию….
Алла тяжело присела на скамейку и замолчала. Подруга на другом конце, не сдерживаясь, тихо плакала. Алла оглянулась по сторонам: аллея как будто вымерла, лишь скрюченные деревья причудливо меняли формы, поддавшись ветру.
– Как же так-то, – тихо произнесла женщина, не понимая даже, как приободрить подругу. – Впрочем, не надо подробностей, как-нибудь в другой раз. Ваньку заберу, посижу сколько надо, сейчас главное руку поправить, все остальное – потом.
– Спасибо, Ал. Ты… не звони завтра, я сама, когда все закончится. Когда в силах буду разговаривать.
– Конечно, дорогая. Сильно не переживай, и не такое в жизни бывает.
Бывает. Но не в случае Машки. Алла как-то бессознательно протянула вперед левую руку, медленно повертела ею в воздухе. Обычная, здоровая рука. Вот Алла, например, с ее работой за компьютером вполне может месяцок и одной рукой обойтись. Гипотетически, конечно. А Мария Лушина – лучший фрезеровщик крупного республиканского завода, лауреат всероссийского конкурса «Инженер года», и просто человек, работающий в прямом смысле руками, – вряд ли.
Алла тихо от души выругалась. Как же она там одна в больнице? Одна со своими мыслями? Сразу вспомнилось, как еще по молодости Алла с подружками хихикали над выбором Машей профессии. И как сама Маша с горящими глазами пыталась им объяснить, чем кольцевые сверла отличаются от концевых, а они лишь ждали, когда она наиграется. А по итогу – Алле до чертиков надоели графики, цифры и сводные таблицы, а Машка до сих пор влюблена во все собственноручно изготовленные детали и не собирается успокаиваться, пока не поработает со всеми возможными материалами. Интересно, рука правая или левая? Хотя в Машкином случае это роли вообще не играет.
– Слушай, подруга, тебе пора уже переходить на должность начальника цеха, как думаешь? – Алла постаралась обойти неудобную тему. – Тем более, начальство, как бы там все не произошло, тебе должно. Тебя же не собираются крайней делать?
– Нет, конечно, – сквозь слезы ответила Маша. – У меня начальник замечательный. Обещал все затраты компенсировать и вообще…
– Ну и хорошо, – как-то приободрилась Алла. Она почувствовала, что как бы отвратительно себя не чувствовала, просто обязана сейчас была заразить подругу позитивом. – А пока на больничном сидишь, Ваньку подлечишь, в первом классе не до этого будет, поверь. И в театр, наконец, сходишь! И …и нагуляешься вдоволь, поняла?
Алла подняла глаза в небо, и вдруг замерла. Тонкие ветки деревьев, которые казались ей такими замученными, создавали своими переплетениями на темно – синем облачном небе невероятные рисунки. Немного мистические и атмосферные. Алла подумала, что такие картины бывают только в ноябре, ведь зимой деревья чаще пушисто-белые, а весной небо уже совсем другое. И как она раньше не замечала, что голые деревья способны выглядеть так красиво?
