Вы можете подумать, что это история обычной дружбы между двумя обычными мужиками. Да, наверное, так оно и есть, хотя на все можно смотреть по-разному. И, потом, хочу оговориться сразу, Валет никогда не был обычным в том понимании слова, которое лежит где-то на границе с тривиальностью и стереотипом. Валет. Валерка Томин. Валерий Леонтьевич Томин, если на то пошло. Мой самый лучший друг. Теперь уже бывший. Черт. Почему мне на ум пришла вся эта история? Почему она пришла мне на ум именно сейчас? Уж конечно не потому, что мы разошлись с Еленой. Нет, не развелись, поскольку оба считаем себя несколько староватыми для таких жестов. Наверное, я просто устал. Чертовски устал, не прожив еще половины. Жизнь ли потрепала, сам ли надломился и начал прогибаться, как знать? Просто попал в какой-то клинч и все.
Конечно, недостойно здоровому, сильному и более-менее стабильному мужику разводить такие сопли, но почему-то сейчас мне стало на все наплевать. Именно поэтому я сижу сейчас как сыч в своей однокомнатной квартирке на Фрунзенской набережной, пью коньяк и вспоминаю… вспоминаю…
Новенький диктофон, поблескивая металлической полировкой, ждет меня, но я еще не готов включить его. Не готов.
Воспоминания нечетки и обрывочны. Так, всплывают какие-то рваные эпизоды. Да и не мастак я рассказывать. Ну и ладно. Когда же я впервые увидел Вальта? (Валета, вообще-то, ну уж позвольте склонять его кличку в разговорном стиле). А, да. Мы с родителями получили новую квартиру в районе Таганки. Я был жутко расстроен, поскольку менялся круг общения – школьные друзья, дворовые приятели. Мне было 13 лет, поэтому, что и говорить, я уже был кое-каким авторитетом, что в школе, что на улице, а тут… Вообще-то родители у меня хорошие, особенно отец. Он тогда был одним из тех первых предпринимателей-пионеров, которые довольно успешно организовывали свой бизнес, умело лавируя в море налогов, рэкета, курса доллара. Это сейчас все просто, а тогда… Вообще, мой отец – молодец. Правда, он всегда любил выпить, да нет, не то чтобы надирался, а так, снимал стресс. Но без запоев и всякой такой похмельной чернухи. Ну и насчет женщин, конечно. Тогда в 13 лет я только-только начал понимать кое-что. Но все равно, он молодец, и я его люблю. Сейчас он старый совсем. Мама… Моя мама была врачом. Настоящим врачом-хирургом в городской больнице. Со всякими там научными степенями и ночными дежурствами. Умная женщина и очень сильная. Папина зарплата давала ей возможность заниматься любимым делом. Может быть поэтому на кое-какие вещи она смотрела сквозь пальцы. Может просто любила отца, хотя всегда была несколько холодновата. Но в целом они были довольно благополучной парой, нашедшей компромисс и вполне довольной друг другом. На меня давили не сильно, то есть не пихали во всякие музыкальные школы и спортивные секции. Так вот, когда мы переехали, две из четырех квартир на лестничной клетке были заняты. В одной жила какая-то многодетная семья, главой которой была вздорнейшая старуха, баба Сима. Я сразу ее невзлюбил, от нее вечно пахло луком и просто разило приближающейся склокой. Во второй квартире жила молодая пара физиков-ядерщиков, рассеянных и полуинтеллигентных.
И вот потянулись недели бесконечного ремонта, перестановок, перебранок с рабочими, которые драли с отца три шкуры. Все эти разговоры – поставить кровать вдоль или поперек, как постелить ковролин, да какие поклеить обои достали меня очень быстро. К тому же я был зол, что меня не отправили в пионерский лагерь. Поэтому в один из таких развеселых денечков отправился во двор прогуляться. Настроение было паршивое. На лестничной клетке я наткнулся на мальчишку моего возраста. Дядька в военной форме, очевидно его отец, негромко, но как-то четко и очень властно разговаривал с грузчиками. Ага, новые соседи. В общем, пробегая мимо мальчишки, мне показалось, что он меня толкнул. Хотя, наверное, это я его толкнул, поскольку довольно быстро пробегал по темному коридорчику, мечтая скорее попасть на улицу. Короче, мы подрались. Разнял нас дядька военный. «Иди домой», – сказал он сыну, и тот беспокойно на меня взглянул, но подчинился. Дядька наклонился ко мне:
– Это кто же у нас такой боевой? Ну, чего молчишь? Как тебя зовут-то?
– Егор, – промямлил я.
– А, Георгием, значит. А я – Леонтий Иванович.
Тут я немножко фыркнул – подумаешь, Леонтий. Но все-таки его военная форма вызывала мое уважение. Этот Леонтий Иванович был такой высокий, сильный, подпоясанный кожаным ремнем. А у моего отца была лысина и пузо, и не было никакой формы. Но все равно мой папка лучше и зовут его не каким-нибудь Леонтием.
– Тебе сколько лет, Егор? – продолжал Леонтий Иванович.
Я колупнул нос:
– Тринадцать.
– И моему Валерке тринадцать, – обрадовался Леонтий. – Ладно, беги, сосед, – он хлопнул меня по плечу.
Приближалось 1 сентября. Я ждал и боялся этого. Ждал, потому что мне уже хотелось в школу – надоел бесконечный ремонт, хотелось пообщаться со сверстниками, такими же мальчишками, как я. И боялся того, как меня эти мальчишки примут. Соседского Валерку видел пару раз, но мы с ним не разговаривали. То 1 сентября запомнилось мне какой-то неестественной торжественностью. Я очень стеснялся в глупом синем костюмчике и с идиотским букетом метровых гладиолусов. Было так стыдно. Мать хотела пойти меня провожать, но я разорался – мне тринадцать лет, а не пять, и все такое. Разорался, но трусил ужасно. В лифте столкнулся с соседским Валеркой. Он был одет чистенько, но я презрительно покосился на его уже совершенно не модные, прямо-таки лоховские джинсы. Но впрочем, я ничего против не имел – двое все-таки не один. К тому же выяснилось, что учиться мы будем в одном классе. Не восторг, конечно, но с другой стороны, на его прямо-таки провинциальном фоне я выглядел суперменом. Даже свои гладиолусы, которые выглядели по-королевски против его чахленьких астр, нес гордо.
Нам с Валеркой досталась одна парта, чуть ли не первая, поскольку элитные места на галерке давно уже заняли старожилы. Правда, новичков было довольно много – из тех же новостроек. В общем, все прошло довольно сносно. Но в последующие недели стало твориться что-то невообразимое. Валерка в своих старых джинсах и стоптанных кроссовках постепенно завоевывал авторитет среди ребят. Он не только мог за себя постоять, поскольку дрался не просто хорошо, а как-то бесшабашно-отчаянно, он был прекрасным рассказчиком. Его мать умерла, и Валерка с отцом-военным объездил полстраны. Впечатлениями он делился охотно, приукрашивая рассказы неожиданными подробностями. А чувство юмора? Господи, Валерка мог рассказать любой сто раз слышанный бородатый анекдот так, что все просто лежали и писали кипятком. И при этом делал такое наивное лицо – мол, чего это вы ржете, я даже не понимаю. Именно тогда, в школе, чуть ли не с первого дня, когда учителя записывали в классные журналы не только имена, но и отчества с фамилиями, к Валерке намертво приклеилось прозвище – Валет.
