– Тише ты! Не топай как слон….
– Да я не топаю! Чего прицепился? Понаставили этих мусорных баков…
– Заткнись!
Два подростка замерли, напряженно вслушиваясь в ночную тишину. Но в эту ночь тишина казалась абсолютно плотной: ни звука, ни шороха, ни скрипа…. Мир вокруг вымер, был накрыл плотным облаком не пропускающей ничего тишины. И от этого все казалось еще более страшным…
Наконец второй подросток (тот, что был повыше ростом), толкнул своего спутника в бок:
– Да чего ты… Нет никого вокруг. Сам видишь.
– Я-то вижу, – отозвался первый, напряженно всматриваясь в темноту, – только вот лишняя осторожность все равно не помешает.
– Осторожность, осторожность!.. – зло перекривил высокий подросток, – ведешь себя как последний идиот! Все мямлишь до последнего, мнешься… Точно, последний придурок! Недаром ты вляпался в свои неприятности, не даром! С твоим дурацким характером еще и не такое может произойти!
– Что ты каркаешь, как ворона на кладбище? И не я вляпался, а мы оба! Ты тоже в этом замешан. Ты, как и я, бабки должен, так что при чем тут мой характер? Тебе лишь бы ругаться!
– При том! – темнота скрывала лицо подростка, но даже сквозь нее было видно, как зло блестят его глаза, – при том, что у тебя есть классный шанс избавиться от всего сразу, а ты вот-вот его упустишь!
– Да ничего я не упущу…
– И подумаешь – сложности: влезть, открыть окно… Дел на 5 минут! А ты тут разводишь….
– Заткнись, Стержень! – внушительно произнес второй, и высокий испуганно замолчал, словно почувствовав в его голосе прежде не привычные ноты…
– Да ладно… Че ты горячишься, Пилот… Я просто так сказал.
– Запомни раз и навсегда: просто так ничего не происходит. Я сказал, что пойду, я и пошел. И дело до конца доведу. Но я хочу довести его с умом – чтобы никто не узнал, что это сделали мы, понял?
– Да никто и не узнает, че ты…
– А если ты, как последний дурак, будешь лезть на пролом, завтра весь район будет знать, что именно мы ограбили китайца.
– Ограбили! – Стержень обиженно засопел, – ну ты скажешь тоже!
– А как, по-твоему, это называется? Думаешь, тебя по головке погладят, если поймают? Да ты прямиком загремишь в колонию, и я с тобой тоже! Вот поэтому нужно действовать осторожно. Ты, надеюсь, в колонию не хочешь? Я не хочу! Поэтому мы не будем прямо перелезать через забор, а зайдем справа, через собачий лаз…
– Ну ты даешь, Пилот! Здесь сроду собак не было!
– А лаз есть. Я вчера утром разведал. Ну, хватит языком чесать! Полезли.
Вскоре забор был позади, и перепачканные грязью и прелой травой подростки оказались в заброшенном, но просторном дворе, где в углу, под забором, грудой были свалены громоздкие пластиковые ящики.
– Это еще что? – взгляд Стержня уткнулся в ящики, а зрачки расширились, как у зверя, почуявшего западню.
– Не бери в голову! Соседи вчера утром забросили. Имущество старика в них завтра собираются вывозить. Так что, как видишь, мы делаем благое дело. Все-таки то, что мы возьмем, попадет в хорошие руки, а не будет валяться на барахолке как не нужный хлам.
– Ага, не нужный! Просто никто не знает его ценность.
– И я не знаю. И ты тоже. Это ведь просто легенда. А легенда – все равно, что сказка.
Двор производил унылое впечатление. В нем не было ни огорода, ни деревьев. Все заросло высокой, уже пожухлой травой, которую давно не убирали. Зрелище было не типичным для любого частного дома даже в пределах большого города (где в частных коттеджах даже на 1 сотке земли умудряются разместить деревья и садик), а для окраин маленького дальневосточного городка (больше напоминающего деревню, чем поселок городского типа) – и подавно.
В глубине двора стоял приземистый одноэтажный дом с покатой остроугольной крышей, как у китайской пагоды. Дом был деревянный, но в небольшой нише на стене стоял каменный китайский Будда. Будда, симпатичная скульптура, старик с хитрой ухмылкой и здоровенным круглым животом был выполнен из какого-то неизвестного зеленого камня, никогда не виданного в этих краях. Странный оттенок этой зелени был виден даже ночью.
Двое подростков замерли, глядя на дом. Окна его были темны, не закрыты ни занавесками, ни ставнями, оттого казалось, что дом, как немой страж, притаившись, наблюдает за людьми, посмевшими нарушить царящее в нем молчание.
– Жутко здесь как-то… – шепотом произнес Стержень, стараясь держаться позади Пилота, уверенность и спокойствие которого выдавали в нем лидера. Всю решимость Стержня сняло как рукой, и он был явно не рад, что решился сюда залезть. Может, именно в этот момент он по-настоящему почувствовал всю тяжесть уже совершенного им поступка.
Пилот ничего не сказал, но чувствовал себя не лучше Стержня. Он тоже ощутил странную атмосферу этого места, и явно был не в своей тарелке. Больше всего ужаса внушал ему почему-то зеленый каменный Будда, и ему все время казалось, что Будда неотрывно и устрашающе смотрит именно на него. Ощущение было таким сильным, что вся его спина мгновенно стала мокрой от пота, а футболку, прилипшую к ледяной коже, можно было просто выжимать.
– Ты уверен, что его здесь нет? – в голосе Стержня прозвучал ужас, и, услышав это, Пилот просто заставил взять себя в руки.
– Абсолютно. Его здесь нет уже больше недели. К тому же, он умер в больнице вчера утром.
– Я знаю это абсолютно точно. Мне Алена рассказала, а ее мать в больнице санитаркой работает.
– А родственники, семья?
– Нет у него никакой семьи, и родственников в России нет. Может, остались в Китае, но кто их станет теперь искать… Никто не знает, откуда взялся он в наших краях. А раз никто не знает, как можно отыскать следы, которых просто не существует?
Подростки замолчали, и разом вспомнили старика-китайца, сутки напролет сидевшего возле окна рядом с зеленым Буддой. В поселке старого китайца называли дядюшка Ван, и, несмотря на то, что он прожил в Росси около 60 лет, он очень плохо говорил по-русски. Но, несмотря на это, старик любил людей, и с удовольствием с ними общался. Многие считали его знахарем: он собирал известные только ему травы, и готовил снадобья, помогавшие от самых неизлечимых болезней. Не одного жителя поселка старый Ван поставил на ноги, когда официальная медицина оказалась бессильна. Пилот и Стержень были частыми гостями в доме старика, так как Стержень с родителями жили на той же улице, через два дома. А год назад старый Ван вылечил мать Стержня от экземы, которая не проходила ни от мазей, ни от антибиотиков, и основательно портила ей жизнь.
Стержень часто забегал в дом старика, и однажды привел к нему своего друга, Пилота, получившего такую кличку за то, что, как настоящий гонщик, он гонял на старенькой отцовской машине, и был всегда первым на соревнованиях по каратэ не только в их поселке, но и областном центре.
