Не знаю, как вам, а лично мне цветные глаза всегда казались невероятными, чудесными и просто красивыми. Они сразу же приковывают к себе внимание всякого смотрящего и завораживают магическим взглядом. И я, как обладательница самых обыкновенных, самых распространенных карих глазок, всегда присматривалась к этому великолепию. Если передо мной возникал представитель сильного пола, я точно знала, куда будет направлен мой пристальный взор молодой незамужней девушки. И если мужчина благодаря матушке-природе уже заранее награжден синими или зелеными глазами, его шансы покорить меня возрастали в сотни раз.
В голубоглазых или же синеглазых я влюблялась чаще. Почему – то именно в этих кристально чистых красках мне виделась чистота души, некая трогательность и беззащитность. Хотя, как и любой другой девушке, мне просто необходимо было ,чтобы меня окружал, встречал и провожал на работу крепкий защитник. Но вот этот искренний взгляд делал их покорными и нежными.
Мое пристрастие к мальчикам с голубыми глазами пошло, как и многое в нашей жизни, из детства. Точнее с детского сада" Колокольчик".Первая любовь, под именем Алеша, всюду таскал меня за руку. От одной стенки с игрушками к другой держал исключительно сильно за мою хрупкую ладошку, усаживал за стол обедать или выполнять задание по лепке и рисованию тоже рядом. Тогда только он отпускал мою руку. Как будто я могла упасть, сломать ногу или потеряться в пространстве огромного детского хранилища, если окажусь в полуметре от него. И мне, конечно, было приятно, что меня так преданно охраняют и, наверно, любят. Любят, несомненно, раз так боятся отпустить. Но я и не собиралась улетать от столь преданного поклонника. Первого поклонника. И да, вот у него, того мальчика в полосатых шортах, были как раз голубые глаза. Его родители работали художниками, оформляли вместе городские витрины и познакомились, как и мы, в раннем детстве. Они любовались первой привязанностью их Алеши и шептали, а иногда прямо так и говорили вслух перед нами:
– Вот ведь! И все вместе, вместе. Как мы…
–Поженим их, как вырастут.
И тут же разворачивались ,забыв про наше существование, чтобы показать друг другу свежие эскизы витрины кинотеатра или универмага. И как-то раз мы одевались на прогулку. Не помню уже, почему, но в раздевалке мы были последними. Все уже стройно спускались по лестнице. Алеша распахнул дверцу моего шкафчика, прислонил меня к стене и произнес очень серьезно:
– Представляешь, у меня глаза голубые. А у тебя коричневые.
Я посмотрела на его лицо пристально и впервые ощутила эту существенную разницу между мальчиком и девочкой. Он замолчал. Потом, когда спустя минуты две гул детей на лестнице вниз затих, продолжил:
– Но я все равно буду любить тебя. Ты мой друг. Несмотря на то, что мы разные.
За вторым обладателем совершенства под общим названием "распрекрасные глазки" я уже бегала сама и беззастенчиво. Выслеживать и бегать за мальчишкой с соседнего двора было гораздо веселее с закадычной подружкой Ларкой. Она понятия не имела о моей тайной страсти, но указала именно на самого симпатичного парня с третьего подъезда. И вдруг оказалось, что нас объединяет не только дружба отцов, но и общий секрет на двоих. У Володьки тоже были светло-голубые глаза, при этом темные волосы. И он ходил в третий класс. То есть был старше нас, а это здорово. Мы даже не замечали друг в друге нормальной женской конкуренции, не молились на каждом перекрестке, чтобы с противной соперницей что-нибудь да сотворилось в темном переулке, чтобы на нее напали страшные кошки в пустом подъезде и исцарапали всю ее наглую морду острыми когтями. Да так, чтобы знала и навсегда запомнила, как плохо выслеживать объект чужого поклонения, а лучшей подруги -тем более. Чтобы навсегда забыла не только первый его этаж, номер квартиры, класс и время его возвращения с фотокружка, но и само святое имя-Володька- даже и не думала произносить вслух. Вовсе нет. Мы не соперничали, не выдумывали, кому из нас двоих он больше подходит по разным качествам. Мы скрывались ото всех других девчонок в кустах сирени и обсуждали все деловые и внешние достоинства Володьки. И он знал, что мы обе к нему неравнодушны. А как же не знать? Ведь мы иногда звонили в звонок его двери, но не убегали, как было принято в нашем далеком детстве, а улыбались ему, что-то рассказывали, а уж потом хохотали и бежали стремительно на улицу.
Как я говорила, мой отец и отец Ларки дружили и работали вместе. Отец в ту пору вовсю громыхавшей смены эпох, под названием "перестройка"работал заместителем директора на заводе телевизоров и прочей дорогой, но тем не менее доступной техники. Отец Ларки тоже занимал не последнее место на престижном заводе. И частенько они собирались у нас дома. Только уж, конечно, не посплетничать по поводу нового свитера Володьки, а посмотреть почти не доступную кассету на видике. Нас иногда выгоняли на улицу. А иногда и мы выглядывали из моей детской комнаты, чтобы с открытыми ртами вслушиваться в звуки драк и перестрелок. Голливудские боевики, равно, как и обладатели голливудских мышц, нас не привлекали. Еще бы! Разглядеть цвет глаз в головокружительных сценах, где все гремит, рушится и все несутся куда-то сломя голову было нереально. Поэтому наш родной Дима Харатьян грустно смотрел вдаль с вырезанной мною страницы глянцевого журнала.
Наш дом обладал не только техническими новинками, но и множеством книг. Книга-это уже мамин лучший друг. Мама работала актрисой в областном драматическом театре. Такой старинный театр с колоннами. Частенько я прислонялась к этим величавым столбам и представляла, как после премьеры в "Вишневом саде" ко мне подбегает толпа поклонников. С цветами и просьбами оставить автограф в блокноте. Я размашисто расписываюсь и благодарю, благодарю…Но особого фанатизма актеры театра на себе не испытывали- они не являлись звездами эстрады, коих в начале 90-х было пруд пруди. Они спокойно покидали культурное заведение и так же спокойно, может, чуть устало направлялись к домам с одинокими фонарями посередине. Отец даже ни на минуту не беспокоился, что к матери может пристать какой-нибудь маниакальный приверженец Горького и начнет орать на весь проспект, что ждал именно ее всю свою жизнь. Нет. Я ставила высокий стул к стенке и доставала кипу книг. Классиков и современников. Но классиков читала больше, все-таки их постановка входит в обязательную программу любого театра, от провинциального до столичного. От самого крошечного с труппой, состоящей из одного актера до самого престижного, обласканного всеми премиями и нескончаемой народной любовью. Наш драматический тоже был обласкан местными жителями, и по всему солнечному виду матери нельзя было не заметить, какое заведение является для нее вторым домом. Длинными ногами и кудрями я походила на мать с детства. И самые разные гости, как с маминой, так и с отцовской стороны, прочили мне будущее известной областной актрисы. Ну а если повезет, можно и в Москву попробовать после училища. Или в Санкт-Петербург. И я читала. Стихи, прозу, местные и федеральные газеты. Особым спросом у меня пользовались предпоследние страницы ,где журналисты брали интервью у знаменитостей или описывали гастроли заезжей иностранной группы. Ларка не отставала от меня. При том, что ее мать работала в поликлинике детским врачом и на игры дочери в звезду не обращала внимания. Мы любили забираться с ногами на наш зеленый, оттенка малахита, диван и читать по ролям большущие детские книги. Чаще всего пьесы Сергея Михалкова.
