1. Глава 1
В окно заглядывают солнечные весенние лучи, чувствую их теплое касание на веках. Как хочется понежиться еще в постели, прислушиваясь к городским утренним звукам, но придется вставать. Все же заставила себя открыть глаза. Моя кошечка, не мигая, смотрит на меня, приблизив свою очаровательную мордочку к моему лицу. Я повернулась на другой бок, Ласка обошла вокруг подушки и опять уставилась, выжидая. У нас такой ритуал, пока лежу молча, она сидит и заглядывает мне в лицо своими миндалевидными зелеными глазами. Но стоит лишь произнести ее имя, как она тут же начинает ласкаться, запускает лапки в мои волосы, наконец, уходит с чувством выполненного долга на кухню и там дожидается меня, устроившись на широком подоконнике и созерцая суету утренней жизни питерского двора. Мне кажется, что это не просто кошка, а фамильяр, если они, конечно, существуют.
Вместе варим восхитительный утренний кофе, малышка ходит по пятам, повторяя мой маршрут. Наконец, устраиваемся завтракать, я с чашечкой горячего ароматного кофе за столом у окна, Ласка с кормом в мисочке на подоконнике. Привезла я это волшебное любимое чудо из Подмосковья. Крошечная, серебристо-пепельная, зеленоглазая, воплощенное изящество и утонченность с грациозной походкой прима-балерины. К тому же еще и породистая – русская голубая. Мне ее подруга всучила, когда я приехала к ней на свадьбу. Ее роскошная чемпионка Матильда принесла шесть котят, пять элитных, копия красавца-кота, мне даже его фото показали в альбоме. А шестая – хорошенькая, но заморыш какой-то. Нет, со здоровьем у нее все в порядке, только уменьшенная в два раза копия мамы.
И я в нее сразу вцепилась, как ненормальная. Ей тогда было всего два месяца, но ни размеры, ни возраст не помешали этой очаровашке удрать в поезде. Ловили мы ее всем вагоном, отовсюду неслось восхищенное «кис-кис». А сейчас она реагирует только на свое имя и не терпит фамильярного обращения.
Из кофейной чашечки тонкого костяного фарфора, не спеша, маленькими глоточками выпила свой утренний кофе, а как иначе, этим процессом надо насладиться. Но показалось, что одной маловато, не проснусь ведь. С круассаном, смакуя, выпила еще одну. Мужу сегодня на работу к двенадцати, завтрак готовить не надо, можно и не торопиться. Отдернула кружевную занавеску, посмотрела в окно – питерская весна в полном ее прозрачном расцвете и великолепии! Все зеленеет, солнышко выглянуло, ветерок разгоняет облака, птички чирикают на разные голоса, мир наполнился красками. Надо, пожалуй, собираться, пора уже. Бросила взгляд на ходики, они у меня еще бабушкины, старинные, что это с ними? Это что они показывают?! Да я же опаздываю! Оделась, как солдат по сигналу тревоги, собрала волосы в узел и бросилась из квартиры бегом.
Выскочила из метро и тут же попала под дождь. Пока еще мелкий, но уже назойливый, проникающий под все слои одежды. Зонтик, конечно, остался дома, даже помню где, на тумбочке в прихожей. Ну и как теперь быть? И идти-то всего минут десять, не больше. Стою под навесом у метро, любуюсь весенним пейзажем. Вон одуванчик пробился сквозь трещины в сером асфальте, желтый, жизнеутверждающий такой, словно крохотное солнышко. Липа, заключенная в клетку ограды, выпустила нежные листочки, она кажется такой неуместной среди серых камней города, ей бы сбежать на волю.
В цветочном киоске у подземного перехода, этом крохотном манящем райском оазисе, за стеклом выставлен большой букет моих любимых весенних фрезий. Прихотливо изогнув свои стебельки, они словно дарят надежду на чудо. Светофор подмигивает, зеленый человечек торопливо бежит куда-то. Всюду плывут разноцветные зонтики, лужи блестят. Все спешат, все бегут, и мне тоже надо бежать.
Так, а делать-то что? Усиливающийся дождик не оставляет никаких надежд, переждать не получится, вот ужас, опоздаю на занятия. Вымокнуть тоже не вариант, я преподаватель, ассистент кафедры, а не мокрая курица все же. Ну вот как так? Вечно у меня все, не как у людей. Делать нечего, придется бежать, а волосы как-нибудь высушу феном, у нас с Маринкой есть такой, дежурный. А как я по широкой главной лестнице буду подниматься среди преподавателей и студентов, и с меня будут литься потоки воды, и волосы прилипнут к лицу? Просто плакать хочется!
- Алина Сергеевна, Алина! Ты почему меня не замечаешь? Ну, взгляни на меня хоть один только раз! Иди ко мне, радость моя, иди под мой большой зонт! Ты разве все забыла? Все, что было между нами? – Как кстати он оказался тут, вот уж не ожидала, повезло. Но вот что человек веселится, тоже ведь опаздывает.
- Зонтик, это чудесно, ты меня просто спас, Глеб! А что между нами было?
- Напомнить? А как мы с тобой кандидатские экзамены сдавали, сидя за одним столом? А как ты английский у меня списывала? – заглянул он мне в глаза и подмигнул.
- Тише, тише, тут вокруг полно студентов, вдруг подслушают?- засмеялась я. Вообще-то, я французский всегда учила, а тут английский пришлось сдавать.
- Не печалься, ведь сдала, то есть мы с тобой сдали. Видишь, у нас даже есть общее прошлое, - он нахально улыбнулся.
Крупные капли разбиваются об асфальт, морщат поверхность луж, и когда они успели образоваться?
- Не спеши так, если чуть-чуть опоздаем, не съедят, лучше возьми меня под руку.
- У нас кафедральное совещание начинается ровно в десять. Вот почему я вечно опаздываю?
- Лучше зеленью любуйся и наслаждайся приятной компанией, моей, я имею в виду. Представляешь, как мне завидуют, такую красотку подцепил.
Запах мокрого асфальта смешался с ароматом напитавшей влагу земли. Туфли промокли, ну, хоть голова сухая, уже хорошо. Трава газона яркая, сочная, умытая этим дождем, уже почти по колено, когда она выросла, я и не заметила даже. С листьев, с веток старых деревьев сквера стекают капли.
- Глеб, а где ты меня бросишь, - жалобно спросила я. - Тебе ведь в другой корпус?
- Я женщин не бросаю, особенно таких милых. Провожу до главного здания, не волнуйся. Уже почти пришли.
- Как я тебе благодарна!
Так от души я, видимо, это сказала, что Глеб тут же заявил:
- Благодарность от прекрасных дам я принимаю только поцелуями, не пугайся, не публично, а где-нибудь в укромном уголке, - махнул рукой на прощанье и побежал, смеясь, тоже ведь опаздывает.
Входную дверь, старинную, тяжелую толкаю изо всех сил, такую швейцар должен открывать, я всегда вступаю с ней в неравный бой, наконец, прорвалась в вестибюль. Буквально взбегаю по красивой широкой главной лестнице, по мраморным ступеням, скользя руками по гладким перилам, отполированным за много лет тысячами рук. Вот и кафедра, все сотрудники уже толпятся у входа, меня только не хватало. Заведующий приоткрыл кафедральную дверь, выглянул в холл, сдвинул брови, поправил очки и строгим голосом произнес:
