Свои
Ночь. Три часа. Навстречу – ни одной машины. Дальний свет фар вырывает из темноты кусками трассу. Любовь Васильевна думает о своей внучке. Ей всего две недели – такая кроха! А какие у неё маленькие ручки, ножки, пальчики!
Любовь Васильевна смотрит на мужа. Как время быстро летит! Вот они уже бабушка и дедушка. А ведь ещё совсем недавно он сам ждал её под окнами роддома.
Иван Николаевич крепко сжал руль.
– Смотри, Любаш. Впереди, кажется, авария.
На дороге маячили огни: мигали, погасали, опять зажигались. А вокруг темно. Глушь. Трасса. Поле. На десятки километров – ни души.
Подъехали. Остановились.
На дороге стоит КамАЗ. Водитель держит в руках телефон. Руки трясутся.
– Я вызвал скорую. Позвонил, они сказали: приедут, а когда – не сказали. Я говорю: «Быстро надо». А они ничего не говорят.
Любовь Васильевна посмотрела в сторону, куда водитель старался не смотреть.
На обочине мигала фара раскуроченного мотоцикла. Чуть дальше лежали два молодых парня. Живые.
К месту аварии подъехала ещё одна машина. Любовь Васильевна подбежала к ней.
– Здесь авария. Два парня ранены. Их в больницу надо срочно. Возьмите одного. А мы другого возьмём.
– Женщина, вы в своём уме? Нам совсем в другую сторону. Да и места у нас нет.
Кто-то дёрнул её сзади за руку. «Я в милицию позвонил. Они сказали – сейчас приедут», – рядом стоял водитель КамАЗа…
– Ну, вот видите, женщина! Сейчас приедет милиция и заберёт ваших раненных.
– Они не мои раненные!
– Тогда тем более. Что вы так переживаете?!
Подошел муж и отвёл её в сторону.
– Пойдём. Они все равно не возьмут. Одного уложим на заднее сиденье. Второго заберёт милиция или скорая.
Машина уехала. Парни лежали в крови. Наверное, они стонали. Но КамАЗ заглушал все звуки. Только огромные глаза смотрели на Любовь Васильевну. Словно говорили: «А я раньше и не знал, что есть такая боль». Она старалась не смотреть в эти глаза, и когда помогала относить парня в машину, и когда они уже ехали в больницу.
Любовь Васильевна дрожащими пальцами набрала телефон реанимации.
– Девочки, это Любовь Васильевна Шинкарёва. Из бухгалтерии. Мы едем с аварии. Везём молодого парня. Мы скоро подъедем. Минут через десять. Вы пока подготовьте всё, что нужно. Я боюсь: как бы он по дороге не умер. Он там пролежал, не знаю, сколько. И сейчас, кажется, без сознания. Да, я поняла. Спасибо.
– Предупредила?
– Да, всё подготовят. Свои ведь.
– Хорошо, когда свои.
Любовь Васильевна немного успокоилась. Хорошо, что она работает в больнице. Хорошо, что все её знают. Сейчас всё подготовят, всё сделают, как надо. И всё будет хорошо.
Машина въехала на больничный двор. Везде темно. В реанимационном корпусе ни в одном из окон не горит свет. Любовь Васильевна начала лихорадочно искать телефон в кармане пальто. Нашла. Набрала номер. «Ваш телефон временно заблокирован. Пополните счёт». Почувствовала, как комок подступает к горлу.
Иван Николаевич недоумённо посмотрел на запертую дверь.
– А я думал: приедем – здесь уже будет стоять каталка с санитарами.
На заднем сидении застонал пассажир. Иван Николаевич посмотрел на плачущую жену.
– Так. Не плачь. Слезами горю не поможешь. А разбудить – так мы это в миг.
Он начал стучать в дверь. Но никто не шёл. Постучал в окно, потом опять в дверь. Наконец на первом этаже зажгли свет. Дверь открыл Дмитрий Сергеевич – дежурный реаниматолог. Вид у него был заспанный, халат измят, зевает.
– Я же вам звонила!!! Кто-то из санитарок брал трубку. Вам что? Не передали?
– Ну что Вы так кричите? Звонили – не звонили. Кто там у вас? Давайте, вынимайте.
– У нас там – молодой парень. После аварии. У нас вся машина в крови! Мы сами все в крови! Куда мы будем его вынимать?! На землю?
– Ладно. Не шумите. Сейчас я схожу за каталкой.
Иван Николаевич молчит.
Пострадавшего увозят на каталке.
Они едут домой. Говорить не о чем. И не хочется.
Хорошо, когда свои…
Через неделю Любовь Васильевна узнала, что у того парня, которого они с мужем привезли с аварии, СПИД. Нет, он не умер. И второй – тоже. Оба выжили. В ту ночь они ехали на мотоцикле пьяные, сами выскочили на встречную полосу. В отношении водителя КамАЗа по факту ДТП возбудили уголовное дело. Любовь Васильевна с мужем сдали анализы на СПИД.
Два берега
Берега у нашей речки совсем разные. Один высокий и обрывистый. Другой – пологий, топкий, сплошная глина.
От речки до жилой застройки метров четыреста под склон. Когда-то она была полноводной и ранней весной, когда таял снег, выходила из берегов. Вся территория, которую она раньше заливала, сейчас – луг. Сюда пригоняют пастись домашний скот, птицу. Здесь хорошо собирать разнотравье на гербарии. Здесь хорошо отдыхать. Особенно летом. Небо высоко, простор, воздух, свет.
Вода в речке мутная. Во-первых, от глины. Во-вторых, местные жители, выбрасывают сюда всякий мусор. И в придачу сюда стекают удобрения с полей, которые пристроились к самому берегу в нарушение всех писанных и неписанных правил.
Был обычный, ничем не примечательный летний день. Трое мальчишек семи-восьми лет играли на берегу, на том, который спускается прямо к речке. Они смеялись, о чём-то спорили, потом что-то не поделили, начали ссориться, толкаться, пихаться. Что тут скажешь? – дети. И всё бы ничего. Но когда одного начало засасывать в топкий берег реки, стало уже не до шуток. Он уходил в вязкую грязь все глубже и глубже. Он просил, он кричал. А они не только не помогли ему – они заталкивали его ещё дальше, ещё глубже. Когда он захлебнулся, они увидели, что на берегу остался его двухколёсный велосипед. Его они тоже затолкали в топь. Что бы никто не нашел. Что бы никто не узнал.
Тело мальчика нашли только через восемь суток на плотине.
Потом один из двоих случайно проболтался.
Каждый юрист знает, что в соответствии с Уголовным кодексом Российской Федерации, возраст, с которого наступает уголовная ответственность по статье 105 («Убийство») – четырнадцать лет. Дети семи-восьми лет уголовно ненаказуемы. Считается, что в этом возрасте они ещё не способны осознавать общественную опасность своих действий и руководить ими.
Родителям указанных выше лиц, не достигших возраста уголовной ответственности, пришлось переехать в другой поселок, чтобы жить на другой улице, учиться в другой школе. Чтобы эти дети стали снова обычными детьми и ничем не выделялись из толпы своих сверстников.
Вот такая история. И она уже никогда не закончится хорошо. Ни для родителей убитого мальчика, ни для убивших его детей. Хотя, конечно, если следовать букве закона, убийства не было. Ведь если нет состава преступления – нет и самого преступления. А состава, действительно, не было. Не было субъекта преступления (лиц, подлежащих уголовной ответственности), не было субъективной стороны (она же – вина в форме умысла или неосторожности). Было и есть только тело мальчика и горе его родителей.
