Глава 1. Гниль Отца Григория
Святой отец вышел из такси и направился к тюрьме «Рассвет». В одном ухе у него был наушник, из которого звучала композиция известной англоязычной рок группы восьмидесятых годов. В свободном слышался шум улицы и пение птиц, вместе с шелестом берёзовых листьев, которые будоражил утренний, но не прохладный ветер. Начало дня и правда было прекрасным, а кофе купленное по дороге его дополняло. Тюмень уже наполовину проснулся и вдалеке от тюрьмы были слышны клаксоны автомобилей, чьи владельцы торопились на работу, либо после изнурительной ночной смены, домой. В длинной черной рясе, с аккуратно-подстриженной бородой, высокий и мощный мужчина смотрел своими глубокими зелеными глазами на место в котором нес свою службу и вел, такую разную, и неординарную паству. Его лицо было обрамлено рваным шрамом тянувшимся от правого глаза до шеи. Под рясой были более тяжелые раны, которые никто кроме него не видел, тяжкий груз напоминающий о событиях давно минувших дней. Отец Григорий остановился за сто метров от печально-известной тюрьмы, чтобы до конца допить свежий кофе, дослушать любимый трек и избавиться от бумажного стакана. Зубодробительный и динамичный ритм музыки никак не сочетался с его внешним видом. В глубоких рукавах расы он нащупал пачку сигарет и старался ограничиться прикосновением, но отсутствие желания идти в это место заставило его закурить. Он, кстати, всегда курил перед входом сюда, хотя это его смущало и было неуместно, учитывая его сан. Эта привычка была выработана не так давно, но успешно укоренена. Сделав пару затяжек, Иващенко бросил сигарету в урну и направился к центральному входу, по пути снимая наушник. Предстояло начаться новому дню и помочь людям духовно тем от которых в привычном мире принудительно отказались и в основном по их собственной вине.
– Доброе утро батюшка, все так же покуриваете смотря на наш серый острог? – Улыбающийся караульный излучал доброту и свет, видно было, что парень совсем не касался того быта и чернухи, что творилась внутри.
– И тебе того же Алексей, как дочка и сын? – Григорий пожимал руку худому ефрейтору и не выпускал ожидая ответа.
– Слава богу все хорошо, делаем первые шаги, а Марийка жутко ревнует. – Мужчина покрывался легким румянцем, та искренняя любовь к семье заставляла его говорить о детях бесконечно. – Такая милая, я даже не представлял, что смогу любить кого-то так сильно и искренни. Смотрю в ее голубые глазки и тону, глажу кудрявые волосы и забываю обо всем на свете.
– Да будет тебе Алеша, пропускай. – Григорий знал о словоохотливости, которой страдал Алексей, он мог говорить о хороших вещах часами чем непроизвольно вызывал скуку и желание поскорее сбежать. – Давай милок, негоже забалтываться перед началом рабочего дня.
– Простите, привык стоять тут один. – Повернувшись на своего товарища внутри пропускного пункта, тот одарил его злобным взглядом уткнувшись обратно в кроссворды. – Проходите батюшка.
Серые коридоры и тусклый свет провожали по локальным зонам вглубь тюрьмы, его келья находилась ближе к центру, но была крайне удачно отделена от всего остального здания, что действительно помогало ощущать тишину и уединение. Отец Иващенко вел службу в тюремном приходе. Работа была непыльной, но крайне ответственной, сотни заключенных находящихся здесь по решениям судов несли свой крест пытаясь загладить вину перед обществом. Разные люди и их совершенно невообразимые судьбы: грабители, убийцы, насильники и менее опасные для граждан субъекты. Каждый из них с удовольствием оставался с отцом Григорием на более продолжительные беседы, но их социальное положение заставляло их быть смиренными и незаметными. Разговор с представителем духовенства помогал им осознать всю тяжесть совершенных грехов или же просто оттянуть время до возвращения в свою камеру. Сегодня с ним остался один из самых частых его гостей. В темном помещении с нависшим запахом ладана и отблесками редкого света, отбрасываемые позолоченными ликами святых, находилось двое. Леонид Ростропович являлся вором-рецидивистом, молодой человек тридцати лет отроду в очередной раз попался на краже, чем и наслал на себя наказание в виде лишения свободы сроком на десять лет. Совсем юный и еще не потерявший красоту, и душевный задор в столь закрученной жизни. Его каре-зеленые глаза взирали на святого отца с уважением.
– Как проходит твой пост Лёня? – Добрый и чуткий голос отца Иващенко озарил маленькую келью.
– Хорошо святой отец, рад, что скоро смогу пуститься во все тяжкие и покушать чего-то вкусного. С прошлой неделей у меня были сложности, сами наверное понимаете, как трудно сюда «затягиваются» продукты. – Смотря прозорливым прищуром прямо в душу, казалось для этого парня не существовало невзгод которые он бы не смог преодолеть. – Хотя чувствую я себя прекрасно, вправду все шлаки сам организм и скушал.
– Понимаю Леонид, много ли времени ты проводишь в молитвах? – Прямые линии лица разгладились, а улыбка из золотых зубов, отблеском резанула глаза.
– Постоянно, всегда, как выдаётся свободная минута я обращаюсь к господу, чтобы он простил мне мой образ жизни. Конечно жаль, что я не говорю с ним словами из писания, но так по простому, я всегда с ним на связи. – Расправляя плечи и откидываясь на стул он старался быть искренним.
– Ты не хочешь меняться? – Григорий знал этого парня прекрасно, они беседовали с ним уже около года.
– Я не могу святой отец, я выбрал этот путь и уже не смогу с него свернуть. – Печальный взгляд опустился в глубины плиточных швов столетней кельи. – Я не могу и никогда не смогу, мой путь один… – Странность его грусти была непонятна батюшке, этому парню было все ни по чем, а его образ жизни был для него единственным возможным.
Тишина на минуту повисла в маленьком приходе. Десятки огоньков с зажжённых свечей колебались от порывов воздуха проходящих через решетчатое окно. Все святые с икон, как и отец Григорий взирали на этого грешника. Одну заповедь он нарушал в течении всей жизни, «Не укради» и от нее он уже не сможет отмыться, лишь молить Господа о прощении и не творить тоже самое, но его слово данное приступному сообществу не могло быть нарушено. Поэтому для него оставалось одно, жить с этим грузом, тяжкой ношей верующего с постоянным осознанием греха преследующее по жизни.
– Ты хороший человек Леня, ты добрый и справедливый, у тебя прекрасная душа и не замаранные кровью руки. – Положа ему ладонь на плечо они пересеклись глазами.
– Разве это что-то меняет отче? – Лёня опустил глаза, взял сигарету и откинулся назад на спинку стула, он был готов ко всему, и к суду над своей душой, и он не боялся, и был смел, а то что было, всего лишь его дорога.
