«Отчего люди врут?» – подумала Таня. Она забралась на лавку с ногами, обхватила колени и положила на них голову. «Вот наврала опять. Зачем? И что я за человек такой…»
Седьмой класс сегодня закончен. Школьная форма и пианино отставлены до осени. Впереди – лето и велосипед. Уходя из класса последней, Таня на мгновение задержалась и услышала:
– Танечка, какая ты счастливая, все лето впереди! Что будешь делать? – классная внимательно разглядывала только что накрашенные губы в маленькое зеркальце.
– Как, вы еще не знаете? Мама вышла замуж и родила сестренку, так что будет чем заняться!
– Поздравляю! И что, нравится нянчиться?
– Еще как! – бодро ответила Таня, попрощалась и вышла в коридор. На этажах постепенно затихал грохот ведер и шум воды – обязательная общешкольная уборка была «отгенералена». Можно расправить засученные рукава и на целых три месяца забыть про это жуткое школьное платье! Новорожденное лето пахнет листвой и пылью, даже звуки раздаются иначе, чем в другое время года. Свобода! Скорее к бабушке, а там – хочешь – беги к друзьям, хочешь – на велике катайся…
Поселок, где жила мамина мама, находился в нескольких трамвайных остановках от Таниной школы. Он раскинулся на восточном склоне большой возвышенности с местным тюркским названием, по-русски означавшим «Гора ветров». Застраивать ее начали еще до войны двух-, трехэтажными кирпичными домами для специалистов, командированных на шахты и заводы этого сибирского городка. Одновременно с такими домами появились двухэтажные засыпные бараки1 для шахтеров и рабочих, из которых кто был побойчее – строились здесь же, самостоятельно, на выделенных от производства участках. В послевоенные годы гора обживалась дальше: вереницы хрущевок перешли в «китайские стены» раннего Брежнева, а те, в свою очередь – в типовые девятиэтажки Брежнева позднего. Последующие быстро сменившиеся генсеки своего следа в стиле городской застройки оставить не успели. А в годы горбачевской перестройки стало не до архитектурных изысканий и типовые микрорайоны штамповались и штамповались…
Добравшись до бабушкиного дома, Таня кинула в комнате сумку, переоделась, вышла в проулок, но раздумала куда-то идти и села на лавочку у калитки.
Из дома вышла бабушка. Подойдя к калитке, сказала:
– Отмаялся ребенок! Проголодалась, небось? Поела бы хоть. И в чем только душа держится!
Но Таня все сидела, уткнувшись подбородком в колени, разглядывая бедную глинистую почву в тонких травинках, пробившихся сквозь щебенку и шлак, и мучительно раздумывала о том, зачем же она сказала эту дикую неправду учительнице.
Быть уличенной во лжи она не слишком опасалась. Обсуждать полученные сведения классной было особо не с кем: на родительских собраниях мать появлялась крайне редко, дружбы с одноклассниками Таня не водила, и мало кто знал, где и с кем она живет. После развода родителей матери удалось не только разменять их общую квартиру, но и поселиться недалеко от школы, в которую ходила дочь. Школа имела хорошую репутацию, а образование в их семье ценилось.
Все равно вранье давило камнем на сердце, и Таня чувствовала вину. За те годы, что родители были в разводе, она рассказала двум незнакомым между собой девочкам, что ее мама вновь вышла замуж, родила сестренку, что живут они весело и счастливо. Одна слушательница, простодушная и легковерная, получала от Тани истории с продолжениями, а другая сразу заметила: «Да ты же врешь!» – и была оставлена с этой неинтересной правдой. Выдуманные семейные истории рождались в Танином воображении, и этот вымышленный мир обвивал ее мягким коконом, защищая от неуютной действительности.
Вопрос «зачем я это сказала?» продолжал прокручиваться в голове, не находя ответа. Как сильно она хотела быть как все – жить в семье с папой, мамой, сестрой или братом! Но после расставания родителей надежды на благополучную семейную жизнь не осталось. Таня довольно быстро поняла, что ее самой как-то недостаточно для счастья в маминой жизни, что они с мамой – не полноценная семья, и мама от этого страдает. Мамины страдания выражались по-разному, и Тане хотелось, чтобы они закончились. Девочка была уверена, что в жизни возможно все, стоит только как следует захотеть, всем хорошенько договориться и приложить усилия в нужное время и в нужном месте… Из этого легко следовало, что им необходим новый папа, который полюбит их с мамой, потом родится сестра или брат, и жизнь наладится…
Вдруг краем глаза Таня заметила, что кто-то вошел в ее проулок. Она повернула голову и увидела парня из гаража по соседству. Все, что она о нем, кажется, знала, было только его имя – Саша. «Чего это он сюда? Может, к соседям?» – подумала Таня.
Поймав ее взгляд, парень остановился. Каждый день эта девчонка ходила мимо их вечно открытого гаража, где он с друзьями и младшим братом возился, собирая-разбирая велосипеды, мопеды и любую технику, что попадала в руки. Кроме ее имени, ему было известно, что она на пару лет младше, что ее родители развелись, что все лето она живет здесь у бабушки, а вообще – где-то в микрорайонах, там и ходит в школу.
Он испытывал к ней упорный интерес. Не слишком внимательный к другим людям, он знал о ней все, что можно почерпнуть из походки, жестов и прочих движений без слов. Весело и беззаботно она поворачивала из своего проулка вниз, в сторону лога, к друзьям, вприпрыжку летела под горку, и ее косички подпрыгивали вместе с ней. Со стороны трамвайной остановки шла не торопясь, рассеянно глядя по сторонам. Легкий сарафанчик висел на худых плечах, подол колыхался вокруг угловатых коленок, выбившиеся волосы сползали на лицо. Со своими друзьями она часто смеялась, рассказывала что-то, махала руками, и каждый ее жест действовал на него завораживающе. Еще она ездила на велосипеде всегда в одну и ту же сторону так же сосредоточенно и деловито, как маленькие собачки бежали куда-то по своим делам…
Таня быстро опустила глаза, соскочила с лавки и направилась к своим воротам. «Все-таки насколько легче идти, когда на тебя никто не смотрит!» – подумал он, сделал еще несколько шагов и сказал:
– Постой.
– Чего тебе?
– Ничего.
Они глядят друг на друга. Таня склоняет голову набок. Вот странно, как это ему удалось так далеко проникнуть на ее территорию. От удивления тягостные мысли разом отскакивают. Она улыбается недоверчиво. Он смотрит на нее, не понимая, как здесь оказался. Раздумав скрываться, она делает несколько шагов навстречу и, поравнявшись, не останавливается, а продолжает уходить от своей калитки дальше и дальше. Он идет рядом, ощущая нереальность происходящего. И только выйдя за пределы своего «королевства», Таня опускается на бревна, сваленные у забора. Он в нерешительности останавливается.
