1. 1
— Если бы ты знал, друг мой, как я устал. Вечные дороги. Пыль. Я не моюсь днями, неделями. У меня под накидкой такой смрад…
— Увольте, Бернар. У меня смрад не меньший. Надеюсь, в этой таверне нам предложат хорошую травяную баню. Хочется влезть в бочку, окиснуть. Сколько ещё нам бродить по королевству?
— Если бы я знал, то непременно ответил бы, дорогой Ози. Но это загадка для меня, так же, как и для тебя.
Дворы. Таверны. Деревушки. Дороги.
День за днём двое мужчин, старый и молодой, прочёсывают королевство в поисках особой находки.
Эти находки редки, а сейчас даже очень. Но мужчины не останавливаются вот уже несколько лет, с самого того момента, когда совершеннолетие принца поставило всё королевство под большую угрозу.
***
В таверну вошли двое мужчин, похожих на благородных господ.
И хоть я не сильно разбираюсь во всех этих рангах, судя по одежде, это люди достаточно богатые. А когда я выглянула в окно и увидела, на какой карете они приехали, догадки мои подтвердились.
На таких каретах разъезжают только важные люди.
Грязное стекло не давало рассмотреть полностью всё великолепие кареты и, тем более, лошадей. Краешком замызганного фартука я попыталась протереть мутное от грязи стекло.
— Сая! Где тебя носит, непутёвая девка! Сколько можно звать!
Я бесшумно выскользнула из-под шторки и сразу встала перед хозяйкой.
Лицо её напоминает лицо маленькой хищной птицы. Круглые, злые глазки, нос немного крючковатый. Тонкие губы сжаты ровной полоской, никогда не улыбающегося человека. Фигура её вполне стройная и миниатюрная. Жанетта могла быть вполне привлекательной женщиной, если бы в ней было хоть немного доброты. И так как лицо её чаще всего искажено строгой гримасой, то привлекательной её назвать трудно.
Жанетта кинула на меня всего один брезгливый взгляд, развернулась и пошла за стойку.
По дороге она выкрикивала:
— Это невыносимо! Я, по-твоему, должна лично обслуживать этих господ? Немедленно неси ужин!
— Уже иду, госпожа, — ответила я и быстро пошла на кухню.
Там управляется маленький, толстый повар Сандро и его поварята.
Сандро постоянно меня цепляет:
— Нагнала тебя хозяйка, нечего мечтать у окна. Давай, пошевелись. Вон, поросёнок стынет.
— Это тебя не касается, — огрызнулась я.
Его я не боюсь, так как хозяйку.
— Не надейся, на такую замухрышку как ты, всё равно никто не глянет, и замуж не позовёт. Если только хозяйкин сынок, он давно за тобой присматривает. Я заметил.
— Не болтай, Сандро, типун тебе на язык. Чтобы я с хозяйкиным сыном дело имела. Он хуже жабы. Лучше жабу поцелую.
— А-ха-ха! Если бы ты его хоть раз нормально поцеловала, он обязательно заставил бы мамку, чтобы женила его на тебе.
Я подхватила поросёнка и уже хотела выйти, когда Сандро добавил:
— Вы оба друг друга стоите, одинаково грязные.
— А я сейчас плюну на поросёнка, и тебя со службы выгонят, — говорю полусерьёзно, полушутя.
— Смотри мне, непутёвая, — он погрозил кулаком, а я показала ему язык и вышла из кухни.
И что они все ко мне цепляются, на себя бы смотрели сначала, на свои мерзкие рожи. Этот Сандро сам похож на того поросёнка, которого каждый день для гостей запекает.
Я возмущённо фыркнула и понесла поросёнка господам.
Подошла к столу, аккуратно поставила.
— Прошу отведать нашего кушанья, — проговорила я вежливо.
Один из господ, тот, что почти старик, с седыми кудрявыми волосами, пробежал быстрым взглядом по моему лицу и спросил:
— Как зовут тебя, милая?
— Саяна, — отвечаю удивлённо.
Никто и никогда не называл меня милой. Я уже много лет служу в этой таверне и слышала только крики хозяйки, да недовольство заезжих господ.
Некоторые всё же бывали вежливы, но никто и никогда милой меня не называл.
И тут такое.
— Саяна, это имя я запомню, — сказал старик, повернулся к другому господину, совсем молодому и немного взъерошенному, и проговорил, — пожалуй, сегодня заночуем в этом месте.
Тот поморщился, тоже глянул в моё лицо, но увидел понятно что — грязные щёки и нос. Я всегда чумазая.
Хозяйка разрешает умыться только утром, всё остальное время мне не до умывания. Потому что работы у меня больше, чем у остальных. Да и есть ещё одна причина, почему не стремлюсь слишком уж намывать своё лицо и часто расчесывать волосы.
Но я не жалуюсь, привыкла. Другого дома нет и, как видно, уже не будет. Единственное, чем смогу облегчить себе жизнь, как я уже догадываюсь, это выйти замуж за хозяйского сына.
И хоть мысль эта противна с самого того момента, как я хозяйского сына узнала, но всё-таки это могло означать, что по крайней мере, я не буду выполнять всю черную и грязную работу в таверне, и вообще во всем доме.
Каждый тяжелый день понимаю, совсем скоро не выдержу и соглашусь на его предложение. Просто, чтобы отдохнуть.
Сын хозяйки, ненавистный Марк, сказал однажды – всё равно ты выйдешь за меня замуж. Чувствую, так оно и будет. Я устала от тяжелой работы. Очень устала.
Бежать мне некуда. Страшно представить, что там, за границей двора. Степь бескрайняя и губительная. Выйти за ворота, значит обречь себя на страшную погибель. Смерть от жажды и голода.
Так что выбор у меня небольшой. Работать в таверне всю оставшуюся жизнь. Видно, на роду так и написано.
Богатые господа отобедали, и хозяйка Жанетта повела показывать им комнаты.
***
Много лет назад Жанетта была молодой и счастливой женой хозяина таверны. Характер ещё не испортился, и она была вполне приятной молодой женщиной.
Однажды, в ворота таверны постучали цыгане. Две полуразрушенные кибитки с голодными людьми стояли за воротами и вызвали в сердце молодой женщины только жалость. Но муж Жанетты Дорг не был человеком жалостливым и всё, что он хотел в жизни, это зарабатывать деньги. Больше ничего.
— Убирайтесь, бродяги! – крикнул он, — не то я спущу на вас злых собак!
С кибитки спрыгнула старая, худая цыганка, подошла к воротам очень близко, заглянула во двор и потом презрительно глянула на Дорга.
— Да мы в такую дыру и не пойдём.
— Вот и убирайтесь! – крикнул он грозно и отшатнулся от вонючей старухи.
— Мы-то уйдем, не беспокойся, — тряхнула старая рукой перед носом хозяина таверны, — вот только разживёмся припасами и сразу уйдем.
Хитрая старуха явно что-то задумала.
— Нет тут для вас никаких припасов! — кричит Дорг, — убирайтесь, сказал! Гадкие отродья!
Но старуха не обиделась и криво улыбнулась:
— Нам немного надо, мешок муки и пара уток, и мы уйдём, не доставим беспокойства вашему дому.
— Ты, старая, верно из ума выжила? Где я тебе мешок муки достану? Сами перебиваемся, — жадность Дорга известна во всей округе. Он за краюху хлеба удавится.
— Ну, ну, не кричи, — усмехается старуха. — Я ведь не за так, я обменяться хочу. Всё по-честному.
