Порывы ветра делались все сильнее и сильнее, по временам достигая степени урагана. Дорога к кладбищу была совершенно пустынна, и оголенные деревья, посаженные по краям канавы, шумом сталкивающихся сухих ветвей одни нарушали покой унылой окрестности. За нескончаемым покосившимся забором тянулись огороды с невозделанной землей, местами покрытой талым снегом. По темно-лиловому небу быстро проносились свинцовые, клочковатые тучи.
По дороге показалась фигура человека. Он шел быстро, сопротивляясь по возможности дувшему навстречу ветру, обходя грязь и перескакивая через лужи, покрытые тонким слоем льда. Распахнувшийся на минуту воротник пальто обнаружил мужественное, бесстрастное лицо, с длинной бородой и мрачно сдвинутыми густыми бровями. Высокая фигура прохожего была облечена в истертое драповое пальто, таковую же круглую шапку и сапоги до колен.
Подходя к воротам кладбища, прохожий замедлил шаг, снял шапку и платком вытер пот со лба с прилипшими к нему прядями начинавших седеть волос.
У самых ворот, на широкой скамейке, закутанный в овчинный тулуп, сидел сторож, низенький, седенький старичок, по-видимому, из отставных солдат, и, добродушно щурясь, с наслаждением посасывал носогрейку. Огромный черный пес вальяжно расположился у ног его; тут же горделиво расхаживал петух, предводительствуя несколькими курами.
При приближении прохожего пес поднялся на ноги, потянул носом воздух и зарычал.
– Цыц, Буян! – прикрикнул сторож.
Собака отошла в сторону. Прохожий чуть дотронулся рукой до шапки и сел рядом с стариком. Тот искоса бросил на него недоверчивый взгляд и усиленно запыхтел трубкой.
– Устал! – произнес прохожий, вытянув ноги и посматривая на кончики загрязненных сапог.
Голос его был груб и отрывист.
– Надо быть, издалеча? – пробурчал сторож, все еще недоверчиво косясь на собеседника и испуская широкую струю дыма.
– Да, порядочно.
– На могилку?
– Что?
– На могилку, говорю, пришел-то?
– Да, на могилку. А ты сторож?
– Я-то? Сторож.
– Мертвых караулишь?
– Чего их караулить! Не разбегутся! Насчет вот чего другого…
Пара поросят с визгом выскочила из-под ворот. Сторож сорвался с лавки и, смешно переваливаясь в своей неуклюжей шубе, принялся загонять их во двор. Управившись с поросятами, он довольно дружелюбно на этот раз подсел к прохожему и даже протянул ему носогрейку.
Тот отказался движением руки.
– Не займуешься?
– Папиросы курю.
– Па-пи-росы? Трубка, брат, пользительней… Маркоту шибко отбивает. По утрам этта лезет-лезет из тебя, стра-асть!
– Гм! Поросята-то твои?
– Мои. Парочка всего. Одного вот свежевать надоть.
– К разговенью?
– А то как же? Нельзя, брат. Тоже говядинки захочется. Пост-то этот эвона какой!
– Сам будешь свежевать?
– Сам.
Разговор пресекся. Прохожий впал в раздумчивость; две-три складки обозначились на лбу, глаза бесцельно и тупо глядели в пространство.
Конец ознакомительного фрагмента. Полный текст доступен на www.litres.ru
