В 1894 году все государства земного шара поздравляли с вступлением на престол молодого русского Императора Николая II. Среди присланных почетных наград совсем не замеченным остался знак неизвестной американской религиозной организации, которая была создана за три года до вступления царя на престол. Организация называлась «Орден Тернового венца», таким же был и знак этой организации: Крест, увитый терниями.[1] Маленькая награда стала первым вещим предсказанием тернового царствования Императора Николая II.
Трагедия Николая II заключается в его царском служении и верности этому служению. Он стал Царем в то время, когда общество любой ценой стремилось к социальному равенству, к западным ценностям, когда оно перестало понимать суть и смысл царской власти и пришло к мысли о ее пагубности для России и, следовательно, ее ненужности, а так как самодержавная власть была традиционной для России, то общество стремилось уничтожить традицию и преемственность, то есть стремилось к революции. Задолго до 1917 года революция произошла в умах целых слоев русского общества.
Таким образом, Николай II становился, независимо от своих личных качеств, в глазах общества главным препятствием для достижения того социального прогресса, о котором оно мечтало, – именно в силу того, что он олицетворял собой традицию и преемственность власти. Как это ни покажется странным, но Николай II, самодержавный Царь, был заложником самодержавия, основы которого он не мог предать ни в силу своих убеждений, ни в силу той огромной ответственности за судьбы страны, которую он нес перед Богом. Именно этим убеждением наполнены его слова, сказанные в начале царствования: «Возложенное на Меня в Кремле Московском бремя власти я буду нести Сам, и уверен, что русский народ поможет Мне. Во власти Я дам отчет перед Богом».[2]
В то же самое время для подавляющего большинства русского общества Царь Николай II был тираном, костным реакционером и консерватором, упорно цепляющимся за власть любой ценой. Личные же качества и достоинства Императора Николая II как человека и государственного деятеля никого не интересовали, так как общество изначально видело в Николае II не реального государя, а мифический его образ. Существовало как бы два Николая II, один – реальная личность, другой – созданный миф. Реальный Император Николай II был умный, уравновешенный человек, высоких моральных принципов, глубоко верующий православный христианин, прекрасный семьянин, как любой государственный деятель не избавленный от ошибок и просчетов, но вся деятельность которого при этом была направлена на благо России. Николай II был готов во имя России пожертвовать не только властью, но и самой жизнью и жизнью своих близких, что он доказал и в вагоне царского поезда во Пскове, окруженный генералами-изменниками, и в подвале Ипатьевского дома в Екатеринбурге, окруженный убийцами.
Другой «Николай II» – лживый миф, созданный врагами России, подхваченный интеллигенцией и внедренный в умы простых людей – рисовал образ безвольного и недалекого пошляка, который находится под каблуком своей жены и страшного Распутина и цепляется любой ценой за власть. Этот лживый образ постепенно все больше вытеснял в умах общества реальную личность царя, и к моменту революции большинство уже принимало ложь за истину. Что бы ни делал Николай II, какое бы ни принял решение, оно осуждалось обществом только в силу того, что это решение исходило от Царя, которому изначально отказывали в правильных и мудрых действиях. Причем, осуждение шло как слева, так и справа. При этом и крайне правые, и крайне левые не хотели понимать всю сложность положения, в каком оказалась русская государственность в начале XX века. Ситуация требовала от русских политиков и гражданского общества отказа от политических и партийных амбиций, отказа от упрощенных решений, во имя спокойствия и единства Родины. На деле все происходило наоборот. Радикалы всех мастей и оттенков, мыслители и поэты, государственные мужи и промышленники, издатели и публицисты, навязывали России каждый свой рецепт спасения отечества и осуждали правительство. Осуждение и отрицание постепенно становились смыслом и сутью их деятельности. Быть хоть немного, но «революционным» становилось модным. Как заклинания повторялись слабые стишки: «Наш Царь – Мукден, наш Царь – Цусима», и никому в голову не пришло ответить: «Наш Царь – железные дороги, наш Царь – самые низкие в мире налоги, наш Царь – народное образование, наш Царь – самое демократичное рабочее законодательство, наш Царь – высшая свобода и честь Родины». Император Николай II никогда не опирался только на одну политическую силу, никогда не выражал однобокое пристрастие к одному только политическому полюсу. Когда в 1908 году граф Коковцев спросил царя: «»Ваше Величество, хотите, по-видимому, опираться на крайне правых?», последовал ответ: «Нет, я отлично знаю крайне правых»».[3] Он, действительно, хорошо знал цену политическому черносотенству, которое в своем воинствующем националистическом максимализме было не менее опасным, чем максимализм левых революционеров.[4]
К 1914 году русская правящая элита и многие представители императорской фамилии были также охвачены стремлением к переменам, их тоже не устраивала незыблемость русской традиционной власти. Служение Царю и Отечеству все больше заменялось у нее государственным прожектерством, склонностью к тайным обществам, политическим интриганством.
Император Николай II при вступлении на престол получил в наследство страну, морально готовую к революции. Внешнее благополучие и спокойствие были обманчивыми. С.С. Ольденбург писал: «Император Николай I, вступая на престол, должен был сломить революционный заговор гвардейского офицерства. Император Александр II начал царствовать в дни Крымской войны, Император Александр III принял власть после злодейства 1 марта, среди смуты, которая тогда казалась грозной. Правление Государя Николая Александровича начиналось в дни затишья; но еще никому из Его державных предшественников не приходилось принимать не себя такого огромного, тяжелого бремени, такой сложной задачи».[5]
Между тем, несмотря на тяжкие испытания, Николай II сумел вывести корабль русской государственности к спокойным берегам. К 1914 году Россия занимала видное место в мировой экономике и продолжала развиваться быстрыми темпами. На Западе говорили о «русском чуде». При этом русское самодержавие всегда было главным творцом этого «чуда», инициатором всех прогрессивных начинаний в технике и промышленности. Оспопрививанием Россия была обязана Императрице Екатерине Великой, железной дорогой – Императору Николаю I, Великим Сибирским Путем – Императору Александру III, научно-технической революцией начала XX века – Императору Николаю II, так как все эти начинания проводились в жизнь указаниями государей, иногда вопреки скептицизму комиссий и специалистов. Ведущую роль самодержавной власти в деле модернизации страны признает и современный исследователь Б. Н. Миронов: «В течение XIX–XX веков российское самодержавие являлось лидером модернизации, бесспорным проводником экономического, культурного и социального прогресса в стране. Существенные, может быть, наибольшие успехи за всю историю России были достигнуты в два последних царствования, при активном участии верховной власти и ее правительства».