Склонив голову набок, я смотрю на свое отражение в зеркале ванной комнаты. Прицеливаюсь критичным взглядом к собственному лицу. «Гусиные лапки» в уголках глаз заставляют меня нахмуриться и огорченно вздохнуть. Высовываю кончик языка и провожу им по губам, увлажняя их. Проверяю зубы на предмет белизны. Очерчиваю пальцами изгиб идеально оформленных бровей.
Я стягиваю резинку с волос, распуская их. Они спадают дикими волнами по плечам и спине. Кручу головой в поисках седого волоска, но, благо, не нахожу «предателя» среди копны каштановых прядей. Руками взбиваю локоны.
Немного отхожу от зеркала назад и рассматриваю свою шелковую комбинацию с кружевными вставками, едва прикрывающую мои округлые бедра. Медленно провожу руками по бокам, ощущая под пальцами гладкий, холодный материал. Он струится по фигуре, деликатно облегая, но также демонстрирует некоторые проблемные участки моего тела, к коим относится не самый плоский и упругий живот и грудь – хоть большая, но слегка провисшая. Девственно-белый цвет ткани прекрасно контрастирует с загорелой кожей рук и зоны декольте. Спускаю одну лямку с плеча и пытаюсь принять соблазнительную позу – уперев одну руку в бок и немного прогнувшись в пояснице. Выглядит это смехотворно, на мой взгляд, – искусительница из меня та еще…
Подобравшись и приосанившись, снова пробегаю глазами по своему отражению. Если не быть слишком уж требовательной к себе, то можно удовлетвориться видом, – для своих тридцати пяти лет выгляжу вполне недурственно. Но я склонна к деструктивной самокритике, поэтому никогда не бываю довольна собой до конца.
Я делаю глубокий, успокаивающий вдох. Бросив финальный взгляд в зеркало, снисходительно улыбаюсь своему отражению и иду на выход из ванной комнаты. Но только я приоткрываю дверь, соединяющую ее со спальней, как до моих ушей долетают обрывки телефонного разговора моего мужа.
– Детка, то, что ты делала вчера своим замечательным ротиком, было просто потрясающе. Не могу дождаться, когда смогу испытать это снова, – голос Александра приглушен и больше походит на похотливое шипение.
После нескольких секунд вязкой тишины супруг издает тихий стон и снова заговаривает:
– Мы могли бы попробовать это в нашу следующую встречу… Надень те прозрачные трусики, которые сводят меня с ума.
Я прислоняюсь к дверному косяку и прикрываю глаза. Мне бы хотелось оглохнуть, чтобы не слышать непристойных и уличающих в очередной измене слов супруга, адресованных другой женщине.
Мое сердце гулко бьется в груди, и в животе ноет. Но я мысленно призываю себя к порядку, не желая обнажать свои эмоции перед мужем. У меня уже давно выработался иммунитет к его блуду, но под действием триггеров мой организм иногда выдает такие самопроизвольные реакции.
«Благородно» позволив Саше закончить беседу с любовницей и притвориться засыпающим, я выхожу из ванной комнаты.
Спальня встречает меня кромешной тьмой. Шторы «блэк-аут» не пропускают ни капли лунного света, и мне приходится двигаться к кровати практически вслепую. Единственным путеводителем служит маленький светящийся индикатор на телефоне Саши, который говорит о том, что устройство поставлено на зарядку. В полной тишине комнаты муж глубоко дышит носом, издавая при этом свистящие звуки – последствие сломанной в юношестве носовой перегородки.
Аккуратно укладываюсь на кровать и забираюсь под мягкое одеяло. Александр лежит на боку, отвернувшись от меня.
– Что ты так долго делала в ванной, Стелла? – вяло спрашивает муж, даже не шевельнувшись, – Опять обмазывалась своим дорогущим кремом, который обещает сделать тебя стройной, как тростинку?
Мое моральное истощение смешивается с горькой обидой. Меня не столько задевают слова мужа, сколько его тон – ледяной и бесчувственный, способный заморозить кровь в венах. Я ложусь на спину и несколько долгих секунд просто пялюсь в потолок. Мой подбородок дрожит от досады. В уголках глаз собираются предательские слезы. Я сильно зажмуриваюсь, чтобы прогнать их. Муж безмолвно лежит в той же позе – на боку.
– Саша, отпусти меня… – говорю я, ненавидя надрыв в своем голосе.
Рядом слышится не то усталый, не то раздраженный вздох супруга.
– Куда и на сколько?
– Навсегда, – я сглатываю, смачивая сухое горло, – Давай уже разведемся. Пожалуйста…
Мое предложение, наконец, привлекает внимание Саши. Он включает светильник на своей прикроватной тумбочке, и наша спальня наполняется теплым приглушенным светом. Затем муж переворачивается на другой бок и приподнимается на локте, чтобы посмотреть на меня. Я чувствую этот озадаченный взгляд, но не отвечаю на него, продолжая сканировать потолок. Он медлит, будто прокручивая ситуацию в своем мозгу.
– Это исключено, Стелла, – наконец, спокойно говорит Саша, – Я собираюсь баллотироваться в депутаты, и мне нужен положительный имидж. Кандидат, у которого есть полноценная, благополучная семья, имеет больший уровень доверия у избирателей. Это во-первых. А во-вторых… – он многозначительно смотрит на меня, и я уже знаю, чем он собирается козырнуть, – Наш развод может травмировать психику дочери.
Последняя фраза Саши находит сильный отклик в моей душе. Я опускаю веки, и передо мной встает образ нашей маленькой принцессы Леи: ее лицо украшает лучистая улыбка от уха до уха, а смех звучит как перезвон маленьких колокольчиков.
Открываю глаза и поворачиваю голову к Саше.
– У нас уже давно нет никакой семьи. Тем более, благополучной. А Лее будет только лучше, если ее родители станут счастливыми – пусть и по отдельности друг от друга.
Муж недовольно фыркает и тоже укладывается на спину.
– Черта с два ей станет лучше от этого, Стелла. И вообще… Рассуди здраво. Ты не имеешь своего дохода, потому что не обременена работой. И жить, кроме как здесь, со мной, тебе негде, ведь пока твой папенька находится в доме престарелых, родительская квартира находится в долгосрочной аренде. Это весьма опрометчиво и недальновидно с твоей стороны – требовать развода, зная, что за душой у тебя ни гроша.
– И ты хочешь, чтобы мы продолжили жить в таком духе?! – во мне растет раздражение.
– А что не так? – отвечает вопросом на вопрос муж, холодно усмехаясь.
Я прищелкиваю языком. Меня выводит из себя то, что Саша снова прикидывается идиотом, который не видит дальше своего носа. Или не хочет видеть, потому что ему это просто удобно.
– Все не так! – выпаливаю, – Ты вообще меня за человека не считаешь! Я чувствую себя просто предметом интерьера в твоей жизни, неотъемлемым аксессуаром – как ручная собачонка.
Муж шумно втягивает воздух, тоже нехорошо заводясь от этого разговора.
