-Комод тащи! Быстрей! – наваливаясь на ручку двери, орет Машка. Коридор общаги металлически щелкает задвижками и замками, как челюстями фантастической хищной рыбы. Все двери блокируются, закрываются, задвигаются… Не дай бог, кто-то из девчонок остался в коридоре! Им придется пережидать в уборной, прятаться в умывалке. Мы тащим комод втроем. Комод очень тяжелый. Машка все орет: "А, а!" Удары ногой по закрытым дверям, как стрелки часов, отсчитывают время. Приближаются к нашей комнате. Внутри у меня вытягивается дыра. Шаги становятся громче, громыхают, мы наваливаемся на комод втроем. Машка отскакивает от двери, трясущимися руками помогает придвинуть тяжелый, как бегемот, старый комод. Вовремя! Следующая дверь наша! Мы садимся на корточки и зажмуриваемся. Бах! Дверь подскакивает от удара ногой снаружи. Комод подпрыгивает! Дыра заполняется холодом. Во рту – металлический привкус. Шея покрывается липким холодным потом.
– Русские бляди! – кричитиз коридора тягучий низкий голос, – Суки!
Я вздрагиваю, сжимаюсь пружиной. Во рту сухо и противно. Оглядываюсь на стол – кувшин пуст.
– Умалат напился! – бежала по коридору Ленка пять минут назад, предупреждая всех жителей студенческого общежития, – идет на третий этаж!
Опять пьяный Умалат, как медведь-шатун, разбуженный зимой, яростно кричит, ищет свою Наташку. А нет Наташки, родители забрали прямо из больницы домой. Шутка ли! Аборт и сломанный нос! Нельзя Умалата злить, слушаться надо. Наташка слушаться не стала, смеялась с одногруппниками, с парнями! Третий курс, девятнадцать лет… Русскую блядь Умалат проучил… напился… рыдал… Видела вся общага…
Наташкина соседка Верка вызвала скорую втайне от Умалата и Тагира. Испугалась. Мы даже от страха и жалости, а еще из солидарности, начали разговаривать с Наташкой, которую неслина носилках врачи.
– Девки, сейчас Хасан проснется, Умалата в комнате закроет, – стуча зубами, прошептала Юлька.
– Не закроет. – Покачалиголовами мы, – это до утра теперь. Хасана с Хусейном вчера опять ОМОН забрал. Оружие нашли. Флаги со стен срывали, забыла что-ли?
Юлька беспомощно заскулила. Юльке хотелось в туалет. Мне не хотелось ничего. Только тишины.
– Ссы в ведро, – предложили мы.
– Не могу, стыдно, – плакала Юлька.
– А я срать хочу, – засмеялась с подоконника, затягиваясь сигаретой, Машка. Мы весело заржали… И получили удар ногой в дверь! Комод снова подпрыгнул! Мы привычно вытянули руки. И снова заржали… Холодок вьется у меня под ребрами.
– Блядь, картошку на кухне забыла, – стоная от смеха, прорыдала Машка. В свое дежурство Машка всегда жарит картошку. Ничего больше не умеет готовить и дешево. Опять голодными до утра сидеть. Когда же Хасана с Хусейном уже отпустят… Такого при них Умалат не позволяетсебе делать. Боится – старшие!Но, если оружие нашли, это на неделю, наверное. Это если без оружия задержать их, то на два-три дня. А с оружием неизвестно…
– Машка, сигареты еще есть? – спросила некурящая Юлька.
– Ты же ссать хотела, – ржала Патимат, – а щас еще и обосрешься!
– Почему? – хлопая глазами удивилась Юлька.
– Сигарета говно толкает, – хором ответили мы и снова заржали.
Из коридора слышиться гитара и стук чеченкских и ингушских каблуков.
– Танцуют, суки, – шепчет красная от натуги Юлька. Терпит. Не ссыт.
– Сейчас, подожди, если «Ночи огня» начнут орать, то скоро разойдутся. – Надеется Патимат.
– Я обоссусь, пока они «Ночи огня» споют! – Расстраивается Юлька. Машка ногой пододвигает ей ведро. Юлька отворачивается.
– Это кто тут стучит, я не понимаю! – картаво и визгливо кричат в коридоре.
– Фирузка! – это Машка, – ни хера их не разгонит!
Комендантша общежития гоняла только местных студентов – они не давали взятки. В наш институт поступали только бедные местные, так как было бюджетное отделение, и богатые приезжие. Приезжие давали деньги. Преподам, ректору, комендантше. Приезжие были из Чечни и Ингушетии, учились по договору. Готовили кадры для республик, инженеров-строителей. А еще была война. Наших пацанов гнали в Чечню. Убивать.
– А, это ты, Альбертик! – подобострастно произнесла Фирузка, – что-то громко вы, мальчики! Давайте потише, ночь уже!
– Выходим, Юлька! – Придумала находчивая Машка, – в туалет! При Фирузке они нас не тронут!
– Боюсь! – проплакала Юлька. Юлька была первокурсница. А мы бывалые.
– Боишься, ссы в ведро! – прокричала Машка и решительно, отодвинув за один угол комод, шагнула в коридор.
– Вместе пойдем, выходите! – поддержала Машку я. Разумно рассудила, что вчетвером поссать будет безопасней, вытолкнула Юльку в коридор. Патимат выскользнула следом.
– Вы чего по коридору шляетесь? – закричала на нас Фирузка, – ночь уже. Спать всем я сказала!
У Фирузки лицо старой собаки. Щеки спустились к носу, потекли дальше на шею. Фирузка сторожевая собака, довольно агрессивная. Однако не ко всем. Знает тех, кто кидает ей кости.
– Мы в туалет, – добродушно улыбнулась я комендантше. Находчивая Патимат завернула на кухню за картошкой.
– Суки, картошку сожрали, пустая сковородка! – возмущалась Патимат пять минут спустя в нашей комнате.
– А Юльку Тагир схватил, когда она в туалет шла! – поделились впечатлениями мы.
– И чего? – ахнула Патимат, прижимая ко рту ладонь.
А я заорала: «Я ссать хочу, обоссусь сейчас!» – похвасталась Юлька.
– И чего, отпустил? – удивилась Патимат.
– Отпустил! – похвастались мы. И дружно заржали. Урчали животы, скручивались от голода и смеха.
– Ночи огня –а – а – а! – доносилось из коридора, – В сердце тоска! Не уходи –и –и-и, я ждал тебя!
Ежимся от холода. Включаем обогреватель. В нем загораются огненные спирали. В комнате становится тепло и рыже. Засыпаем быстро. Просыпаем поздно.
Утром в дверь постучал Хасан. Их с Хусейном выпустили.
– Мащя, что стало? – из коридора спросил ингуш.
– Что стало, что стало! – с кровати возмутилась Машка, – орали ночью, нашу картошку сожрали! Всю сковородку!
– Ах, шакал ебаный, – плюнул в сторону Хасан, – сейчас пиццу вам принесем. Мащя, ты с чем любишь – с сыром есть, колбасой есть? Хасан опускал пальцы на ладонь, перечислял начинки. Голова Хасана парила вверху дверной коробки. Рост Хасана почти два метра.
– С колбасой! И с сыром! И с грибами!
– Еще у нас чай кончился, – сообщила я, держа полуоткрытой дверь в комнату, – и тапки у тебя знакомые.
Конечно, знакомые, я их на день рождения Сергею подарила, одногруппнику. Он из дома взять забыл, а жил в далеком селе. В общежитие жилы все сельские или приезжие. Городские жили дома.
– Ай, Таня, это наши дела, мужские… – не смотря мне в глаза полушепотом произнес Хасан, – а пиццу принесут сейчас. Стукнув кулаком по двери, для порядка, Хасан удалился по коридору.
