ГЛАВА первая,
[в которой приносят дурные вести]
{В гостях у вишневых деревьев}
{Я пробыл ни много ни мало:}
{Двадцать счастливых дней.}
(Мацуо Басё)
{«Все еще не знаю, как правильно начать. Наверное, у меня все хорошо. Так хорошо, что иногда среди ночи я открываю глаза, чтобы убедиться, что не сплю. Но на самом деле это лишь еще одна часть моего сна, и он все продолжается. Этот водоворот тянет меня ко дну. Я думаю о том, думаешь ли ты обо мне, и это тоже часть водоворота, в который превратилась моя жизнь».}
(из неотправленных писем Генри Макалистера)
Им предстояло покинуть остров сразу после рассвета.
Наверное, поэтому Сорате и пришла в голову эта странная мысль – встретить восход солнца на пустом диком пляже, вдвоем. Это была своеобразная дань их общему прошлому: печальному, трагическому, опасному – невероятно яркому прошлому. Возможно, отсюда, с этой отправной точки, начнется новое настоящее. По крайней мере, Сората хотел в это верить.
Конкретно сейчас он чувствовал себя счастливым.
– Ты хотел что-то сказать? – спросил Генри обескураживающе прямо. Он стоял, широко расставив ноги, надежный и крепкий, как скала, несмотря на то, что за три месяца комы сильно похудел. Черты лица заострились, четче проступила линия скул и подбородка. Немного странно было видеть, что одежда, которую он ни в какую не желал менять на новую, самую малость висела на плечах и животе. Но во всем остальном это был все тот же Генри. Его Генри.
Сората опустился на колени и перевел взгляд на спокойную гладь океана. Прилив вот-вот должен был начаться, но пока вода не спешила лизать коричневато-желтый песок. Мир пребывал в полнейшей гармонии.
– Нет, с чего ты взял? – с заметным опозданием ответил Сората и расслабленно улыбнулся. Легкий соленый ветерок бодрил, и запах моря оседал на волосах, уже заметно отросших. В обществе Сората убирал их в короткий хвост, в особых случаях пользуясь невидимками, чтобы короткие пряди не выпадали из прически. Но чаще предпочитал распускать, наслаждаясь все прибывающей тяжестью, по которой, похоже, успел соскучиться.
Генри опустил голову, находя его взглядом.
– Ты весь день мотался по этажам, как угорелый, даже ночью ни разу не порывался пошататься по пустым коридорам, – Генри, как всегда, был внимателен, но несколько прямолинеен. – А тут с утра пораньше тащишь меня на пляж. Ну не купаться же. Март на дворе.
Необычно теплый март, заметил про себя Сората. Возможно, со стороны его поведение и казалось Генри странным, но именно перед ним Сората мог вести себя нелогично. Ведь он его все равно поймет, рано или поздно.
– Купание отложим до более удачного времени, – рассудил Сората, скрывая улыбку. – Я просто подумал, что встретить тут рассвет очень символично. Ты так не думаешь? Ровно через месяц приют откроется, и у нас станет гораздо меньше времени наслаждаться видами.
Генри пожал плечами, неуверенно переступил с ноги на ногу, сбивая в кучу песок, и все-таки сел. Японская манера ему не давалась, тело быстро затекало, так что он сел по-турецки, наклонившись вперед и уперев локти в бедра.
– Ты так говоришь, как будто через пятнадцать минут жизнь закончится.
Сората поднял голову, любуясь медленно меняющимся цветом неба и моря.
– Меньше, – сказал он и уточнил. – Меньше, чем через пятнадцать.
– Все-таки мне не понять японцев, – усмехнулся Генри, и Сората качнулся влево, боднув его головой в плечо.
– Тебе и не нужно, Генри. Ты будешь заниматься тем, чем захочешь. Я сделаю тебя своим помощником? Хочешь?
– Замдиректора что ли?
– Что-то вроде того.
Генри фыркнул.
– Ну уж нет, спасибо.
– А кем ты хочешь быть? Охранником, завхозом, да хоть учителем?
– Ты знаешь.
– Должность коменданта тебя по-прежнему устраивает?
– Более чем. Ты знаешь, большая ответственность это не для меня.
Он опустил голову, и первый робкий луч заскользил по воде, быстро настигая их двоих, и зарылся в волосы Генри, зажигая в них пожар. Сората тронул друга за колено.
– Смотри. Зарождается новый день.
Он не убрал руку, вместе с теплом просыпающегося солнца впитывая тепло такого важного для себя человека.
В Швеции, куда они вылетели ближайшим же рейсом из Токио, получив письмо Акихико Дайске, их постигла неудача. Увы, след никуда не привел, точнее, он уже остыл. К тому времени, как они добрались до поселка, в котором прятался «полоумный» мужчина, схожий по описанию с Дикрайном, уже было слишком поздно. Он снова ускользнул.
Сейчас Сорате даже думалось, что это было скорее к счастью, нежели к сожалению.
– Красиво, – просто сказал Генри. Он посмотрел на Сорату, и тот с улыбкой отвернулся от моря.
Они еще немного посидели, но земля пока недостаточно прогрелась от зимы, и Генри первым поднялся на ноги. Отряхнулся и протянул Сорате руку. Его высокая фигура заслонила солнце, но красный пожар волос сам был как маленькое солнышко.
– Вставай, иначе придется ловить попутку, – сказал он, и Сората легко рассмеялся незамысловатой шутке.
Время до весны пролетело незаметно. Вот только недавно они вернулись с Синтара, чудом вырвавшись из пасти разъяренного мононокэ. Те дни сейчас казались то ли вымыслом, то ли просто дурным сном. Обманутый дух ненадолго завладел телом Сораты, и о тех минутах у него сохранились лишь обрывочные воспоминания, застланные кровавой пеленой, болью и затянувшейся агонией. На память об ударе ножа на животе остался небольшой белый шрамик, неестественно крошечный для той ужасающей раны, что он сам себе нанес. Но то была лишь одна сторона медали. На другой вел свою борьбу Генри, и она окончилась победой и тремя долгими месяцами комы.
Сората не знал, как сумел пережить их. Правду говорят, что раны, нанесенные дорогим сердцу людям, болят сильнее, нежели свои собственные. Тогда Сорате казалось, что из него самого утекает жизнь, медленно, мучительно, по капле в день. Он смотрел на бледное до синевы лицо и говорил-говорил-говорил. Что угодно, лишь бы не дать Генри навсегда потеряться в лабиринтах своего сознания. То была расплата за дары аякаши – самоназванного бога острова Синтар. Но боги всегда берут с людей плату, которая им по силам.
Потом была холодная зимняя Швеция, снег и лед, ветер и горы. И поиски, закончившиеся ничем. Дикрайн снова оказался хитрее.
Сората помотал головой, прогоняя воспоминания. В вынужденном безделье, которое влекло за собой морское путешествие, пусть и такое короткое, он вечно начинал вспоминать, анализировать, хоть чем-то занимать голову. Катер мчался по волнам, оставляя за собой пенный шлейф и гул мощного мотора. Генри укачивало, поэтому он не был настроен на разговоры. Сората не мог не смотреть на него, как будто где-то в глубине души боялся, что однажды забудет его лицо. Этот подспудный страх расставания слишком глубоко в нем залег, чтобы не всплывать на поверхность даже в такие безмятежные и радостные дни, как те, что царили сейчас. Приближалась середина марта, в апреле прибудут первые дети, и Синтар заиграет новыми красками, и Академия станет такой, какой она и задумывалась.
