Посреди одного из торговых центров Коритауна есть «Караоке Джей» – прямо между кафе, где продают баббл-чай, и парикмахерской.
Дверь последней как раз распахивается, когда я прохожу мимо:
– Эй, Дженни-эй! – кричит с порога Суки Ким, хозяйка салона и парикмахер в одном лице, держа в руках полиэтиленовый пакет и плойку. – Поздороваться не собираешься?
– Здравствуйте, миссис Ким, – послушно отвечаю я. Еще трое женщин смотрят корейский сериал по настенному телевизору, рядком сидя под сушилками для волос, и я вытягиваю шею, чтобы поприветствовать их через плечо хозяйки: – Привет, миссис Лим, миссис Чан, миссис Сутджиаван!
– Привет, Дженни! – хором откликаются они, едва махнув рукой и тут же снова прилипая к экрану, где главная пара явно подходит к типичному для таких сериалов поцелую. Мужчина наклоняет голову в одну сторону, женщина в другую, их губы соприкасаются – и сцена затемняется под торжественные переливы драматичной музыки.
Когда начинаются титры, посетительницы мечтательно вздыхают, откидываясь на кресла. Ну, по крайней мере, двое из них.
– И это что, все? – возмущается миссис Сутджиаван, кидаясь в телевизор тапкой.
– Вот, держи. – Миссис Ким протягивает мне пакет, не обращая внимания на происходящее в салоне. Внутри я вижу еду, завернутую в бумажный пакет из «Эйч-Марта»[1] и крепко перевязанную для верности. – Это вам с мамой.
– Спасибо, – с легким поклоном благодарю я, придерживая шоппер на плече.
– Твоя мама слишком много работает! Лучше бы побольше была дома да приглядывала за дочерью.
Я почти уверена, что мамин рабочий день в офисе ничуть не длиннее, чем у миссис Ким в ее парикмахерской, но мне хватает сдержанности промолчать об этом. Поэтому я продолжаю вежливо улыбаться, как и положено «воспитанной молодой девушке», и это, похоже, работает – лицо миссис Ким смягчается.
– Мама, наверно, так гордится тобой, Дженни. Ты такая прилежная ученица, да еще на виолончели талантливо играешь! Я все повторяю своей Юнис, что в хорошие музыкальные школы берут только лучших из лучших, но разве она слушает?
– Суки-сси[2]! – зовет одна из посетительниц.
– Иду! – откликается хозяйка, возвращаясь в салон.
А я наконец добираюсь до следующей двери.
Миссис Ким сравнивала нас с Юнис с тех самых пор, когда в седьмом классе мы начали участвовать в одних и тех же конкурсах классической музыки. Учитывая, какие комплименты получаю я, страшно даже представить, что достается Юнис в противовес. В последнее время я не видела ее ни на одном конкурсе – и в прошлую субботу тоже. Его результаты сейчас жгут мне карман, и если бы миссис Ким увидела, как обо мне отзывается жюри, то вряд ли стала бы так рассыпаться в похвалах.
Когда я вхожу, колокольчик над дверью «Караоке Джей» звенит, возвещая о моем прибытии.
– Одну минуту! – откликается дядя Джей из-за шторки, отделяющей бар от кухни.
Я обхожу прилавок, сбрасываю с плеча сумку и открываю холодильник, чтобы запихнуть контейнер миссис Ким между бутылками с соджу.
Семь лет назад дядя с отцом купили это место, чтобы исполнить свою детскую мечту и вместе управлять собственным караоке.
Пусть дядя Джей нам не родственник по крови, они с отцом были как братья. Когда отца не стало, именно дядя Джей попросил маму, чтобы позволила мне приходить сюда на подработку после школы. Поначалу она была против: боялась, что мне не хватит времени на учебу и репетиции в оркестре, – но смягчилась, когда дядя разрешил делать домашнее задание в свободное время. К тому же я практически выросла здесь. Помню, как отец смеялся вместе с дядей Джеем, стоя за барной стойкой и смешивая на скорую руку новый коктейль, который придумал сам, и про безалкогольный напиток специально для меня тоже не забыл.
Мама много лет не пускала меня в бар из опасений, что он будет постоянно напоминать об отце, – но пока мне здесь весело, да и вспоминается только хорошее.
Я брызгаю на стойку чистящим средством и как следует протираю, после чего перехожу к высоким барным столикам. В основном зале никого нет, но если посмотреть в коридор, то видно: некоторые из отдельных караоке-залов заняты.
– Привет, Дженни, так и знал, что это ты. – Дядя Джей появляется из-за занавески, держа в руках две бумажные тарелки с горячей едой. – Сегодня наше блюдо дня – пулькоги[3] тако. Проголодалась?
– Умираю с голоду, – подтверждаю я, запрыгивая на высокий барный стул. Дядя Джей ставит передо мной тарелку, на которой лежат два тако с пулькоги, замаринованным в соусе дядиного изобретения, капустой, помидорами, сыром и кимчи[4].
Пока я уплетаю еду, дядя включает телевизор над стойкой и просматривает список фильмов на Netflix.
Это наша традиция. До ночи в баре никого особо не будет, поэтому ранние вечера мы проводим за едой и кино – в основном нам нравятся азиатские фильмы про гангстеров.
– Ну вот, – говорит дядя Джей, останавливаясь на одном из наших любимых – «Человек из ниоткуда», или «Аджосси»[5]. Это боевик про ожесточившегося бывшего копа, который отправляется спасать соседскую девочку, когда ее похищают наркоторговцы. Как «Заложница» по-корейски, только лучше, потому что там не было Вона Бина. Вон Бин все делает лучше.
Дядя Джей включает субтитры, и мы приступаем к еде, обсуждая в процессе, насколько сложно воспринимать Вон Бина как аджосси – это в его-то тридцать три года. Когда приходят посетители, дядя делает звук потише и провожает их к залам. Я слежу за монитором, который показывает, не нажал ли кто-нибудь кнопку вызова, чтобы я могла принять заказ и принести еду, пока дядя разбирается с напитками.
К девяти вечера половину залов заняли, а фильм закончился – вместо него из колонок ревет кей-поп. Дядя Джей каждый месяц проигрывает в баре подборку лучших клипов с YouTube – я как раз смотрю, как группа девушек в одноцветных костюмах синхронно танцуют под прилипчивую электропоп-песню.
В отличие от некоторых ребят в школе, я так и не смогла втянуться в кей-поп – как и в любую другую поп-музыку, если уж на то пошло. В моем любимом плейлисте есть место только Баху, Гайдну и Йо Йо Ма.
– Ты разве не участвовала в важном конкурсе на этой неделе? – спрашивает дядя Джей из-за стойки, протирая стакан и рассматривая его на предмет пятен.
