***
Помню, как меня нашли стражники, отпугнув стервятников, что пытались забрать вещи. На украшения уже было плевать, но все порывы потревожить меня приносили боль. Вздутая кожа на пальце не дала снять кольцо, ощутила лезвие ножа, разбойник, видимо, решил отрезать мой палец. Но не успел. Вовремя прибыли представители власти. Шуму я наделала, все и сбежались.
Вдруг стало плевать на все это материальное. Еще бы. Я чуть заживо не сгорела. Лишь одна мысль не давала покоя. Теперь я некрасивая. Вижу это во взгляде старичка–лекаря. Закинули меня стражники в первую же больничку, увидели на мне украшения. Один потянулся снимать, второй его осек. Совестливый попался.
Пытались выяснить мою личность, а я говорить не могу. Горло обожгла. Больно даже дышать. А сквозь шок и пелену не оставляющих ощущений горения чувствовала, что мир вокруг обезумел.
Так и бросили у старика.
Страшное началось после. Что называется – лечением. Ладно мази, кое–как стерпела, дал мне травки дурманной, полегчало. А когда одежду вместе с кожей отдирать стал, вот тут–то я провалилась раз десять в беспамятство от дичайшей боли.
– Потерпи, деточка, – приговаривает старик, дергаясь погладить где–нибудь, а на мне живого места нет. – Как же ты жива осталась после такого, держись дитя, я за дворцовыми магами отправил, они облегчат твои страдания.
Реву, от слез щиплет кожу. Соленая капля, сползая, как ножом режет.
Мучаюсь, лежать больно. Тлеет мое тело, будто продолжает плавиться кожа. Счастье жалкой инвалидки приходит, когда очередной раз проваливаюсь в черную дыру. В голове бред, мысли в месиво превращаются, красные точки пульсируют. Не могу ни о чем больше думать кроме, как о боли. И она не отпускает. Мази приносят некоторое облегчение, но стоит пошевелиться и все начинает тлеть заново.
Меня посещают дурные мысли, что лучше бы я умерла и не страдала больше так.
Я не стесняюсь хрипеть от боли и звать маму, стараясь сильно рот не открывать. Ибо лицо стянуло…
Звала маму. А пришел Эрей Авель.
Он просто снял крышу и убрал стены дома, где я лежала, взял меня на руки и унес…
Ветер ласкает по нервам, играя на них, как на струнах. Всегда мечтала летать. Вижу город под собой, что стремительно уменьшается в размерах. Какая–то часть разрушена. С чего бы это?!
Могучие руки держат меня и совсем не приносят боли.
Солнце скользит лучами по белым волнам. Облака подо мной, будто белые сливки, что так и хочется лизнуть. Зеленый остров, висящий в небе, приближается стремительно. От порывов ветра протрезвела, освобождая мысли от боли и безумия. Разум очистился, посветлел. Он готов воспринимать как прежде.
Что такое счастье, мама? Это когда рада тому, что есть и больше ничего не надо, доченька. Нет, мама. Счастье – это когда от тебя… твоих предрассудков ничего не осталось, и ты прикасаешься к нему.
Сильные и заботливые руки опускают меня в золотой благоухающий омут. Почему–то я знаю, что это пыльца в чистом виде, приправленная всей необходимой магией. Пыльца людей–бабочек клана Эрей, что предназначена для подаяния своей королеве Клесане. Их последний сбор урожая.
Отдаленные голоса членов клана Эрей несут укор и полны отчаяния. Но Эрей без имени не слушает их, он делает свое дело, ни секунды не сомневаясь. Спасает меня, мою красоту и как следствие психику. Нельзя оставаться нормальной после тех ощущений. Я это знаю, жила в мире информационных технологий.
Мой разум отчищается от боли и ее следов, магия пыльцы затирает воспоминания об этом, размывает их, отдаляет. Она изгоняет все черное, что впитало мое тело и разум. Всего лишь страшный сон, что уже не вызывает резких эмоций и ассоциаций.
Я счастлива, потому что он рядом, смотрит на меня с такой заботой.
И меня совсем не смущает, что видел такой жалкой. Вдобавок, я еще и голая. Зато кожа на месте и волосы отросли. Так… стоп. Почему они золотые?!
Белую, нежную кожу пальцев ласкает травка, как приятно еще ощущать. Мне нужно вылезать отсюда, но он продолжает сидеть рядом. Все мое тело чешется, я хочу поскорее окунуться вон в тот водопад, что несется с небес прямо на лужайку и почему–то не растекается по ней.
– Эрей Валерия, – произнес Эрей без имени с такой мягкостью, что меня стало клонить в сон.
– Эрей Авель, спасибо тебе.
– Я Эрей без имени, – прошептал с неким укором и попытался сделать строгий вид. Ты мой хороший...
– Я нарекаю тебя этим именем, аминь, – произнесла и улыбнулась.
Улыбнулся в ответ.
– Тебе лучше, Эрей Валерия?
– А как я выгляжу? – Хмурюсь с улыбкой. Хочется кривляться и радоваться рядом с ним, как маленькой беззаботной девочке.
– Если я скажу, что красота – это всего лишь пыльца. Ты поймешь меня?
– Это я тебе говорила. Слова твоего брата–близнеца.
– Эрея Авеля?! – Гигант вскочил, тем вызвал мое беспокойство.
Сжалась вся в золотой воде, обхватив себя руками. А он обошел сзади и опустился ко мне. Прямо ухом к моей голове прислонился. Ощутила блаженство, когда почувствовала тепло его тела.
– Если он произнес наставление, Эрей Валерия, прошу, перескажи его мне, – простонал гигант. – Это высшая честь для меня. Я и не надеялся, что узнаю его последние слова. Эрей Валерия, молю…
Волнение захлестнуло мою настрадавшуюся грудь. Некий страх добрался до моей обновленной кожи. Если это всемогущее существо чувствует слабость… мой защитник, покровитель, любовь моя. Это может значить лишь одно – он допускает свою смерть. Его трепет перед чем–то неведомым тому явный свидетель.
Почему меня посещает именно эти мысли?! Я боюсь за него. Не хочу терять! Не допущу этого!
Вспомнила наставление Эрея Авеля, будто снова очутилась на Земле, на той поляне, ощущая всю ту боль предстоящей утраты.
– Красота – пыльца. Сложно создать, легко испортить. Но красота всего лишь пыльца, а Душа – крылья, летать можно и без пыльцы.
Произнесла и почувствовала, что каждое слово пропитано магией. И оно не может быть ложью, не может быть искажено или передано иной интонацией.
Дождь потревожил лужицу, в которой я лежу. Неспешные капли, одна, две, три… Гигант отошел, присев на траву. А я затаила дыхание и не стала смотреть, как сильный мужчина плачет.
Не спрашивала, что с ним, и почему он так реагирует на, казалось бы, истину, простые слова… и в чем тут печаль? Скорбь по погибшему брату? Мне тоже передалась его грусть. Хотела обнять, попыталась подняться вопреки своему смущению. Это показалось мне таким ничтожным по сравнению с тем, что мы с ним переживали. Но что–то держало и не давало вырваться из этого целебного раствора пыльцы. Или я настолько ослабела?!
До моего сознания, наконец, дошло, что мы оба оплакиваем Эрея Авеля…
Вскоре он поднялся, будто ничего и не произошло.
