Хозяйка логова
1.
Дом спал погруженный в темноту, в камине столовой завывал ветер, и в такт его гневному гласу дружно вздрагивали ставни, лестница, и я. Побег из родного детища под стройный храп чужеземных воинов, быть может, до глупого безнадежен, но я верю в удачу и тихо крадусь в столовую, чтобы оттуда через маленькую кладовочку, чтобы сбежать на внутренний двор, перемахнуть через заборчик и, если судьбе будет угодно, без промедления добраться к конюшне, оседлать лошадь и ускакать. К заросшему оврагу, туда, где меня ждет еще двое беглецов.
Так уж повелось: сторона, проигравшая в войне, отдает свое добро победившей, и хоть были мы сбоку припеку и никому даром не сдались, нашей заставой как добром распорядились. И моя харчевня вместе с постоялым двором гордо именуемые «Логовом» отошли чужаку. Вот только ни я, ни люди мои к нему как ранее не прилагались, так и теперь не будут. Потому и бежим от родных стен под покровом ночи. Ну, кто бежит, а кто попутно инспектирует работу помощниц, и ладно бы специально старалась, так нет же исподволь! Мой взгляд по привычке ловит все недочеты: не заштопанные со вчерашнего вечера ковры, не заделанный скол на второй ступеньке, толстый слой пыли под лавкой, паучка расставившего сеть между столбиками перил…
Он-то тут откуда? Ведь еще три дня назад попросила вынести!
Сама чуть не начала искать банку, чтобы снять поселенца и на улицу спровадить, да вовремя остановила себя. Что мне делать нечего? Я же отсюда бегу, пока действие дурмана владычествует над тарийскими воинами. И надо бы уже забыть, что еще час назад была здесь полноправной хозяйкой. А впрочем, что, как не личные правила, делает нас людьми? Смахнув восьмилапого умельца на… на немытый пол столовой, я юркнула в нишу кладовочки, попутно головой сорвав клок паутины и наступив на кучку наметенного мусора. Руки со злобы сжались в кулаки.
Ладно я, тетеря перепуганная, резни боявшаяся, в эти дни ни есть, ни спать не могла и мало что замечала, но Тороп то, бывший вояка с холодным сердцем и тяжелой рукой, куда смотрел? Неужели не видел, что вокруг твориться?
Сорвав, оставшиеся клочки паутины с притолоки, помянула помощницу.
Ох, ты ж Гайна ленивая бестолочь! Мало того, что хозяйку с потрохами захватчикам сдать вздумала, так еще и расчет за «проделанную» работу взяла на неделю вперед. Дура пустоголовая! Погоди мерзавка, судьба за меня тебе еще воздаст.
Подумав так, я открыла потайную дверку, подняла поклажу, спущенную сюда моими мужиками и, прошмыгнув по коридору, через заднюю дверь вышла во двор. Заборчик перемахнуть и в конюшню войти незамеченной не составило труда, но стоило оседлать мою пегую лошадку, как близ стойла появилась тень.
- Куда собралась, хозяйка?
Тихий голос Сато Суо резанул по ушам не хуже стали по стеклу.
- На прогулку, - постаралась выговорить спокойно и без дрожи, что появилась в теле. Старик подошел ближе, сгорбленный и сухой, как ветка, прищурился и посмотрел на меня с улыбкой, напоминающей волчий оскал.
- С поклажей? – Слуга «доблестного» Инваго Дори, коему отдали в управу «Логово», внимательно осмотрел меня с ног до головы, подмечая мужской охотничий костюм и плащ, подбитый барсучьей шкурой, сапоги на толстой подошве, пояс с иглами и кинжал, который я накрыла рукой.
Уверенность в том, что он попытается заступить мне дорогу или вырвать поводья с каждой секундой росла, но Суо лишь повторил, требуя ответа:
- С поклажей? – и голос его был тих и спокоен, а взгляд единственного глаза настолько чист, что я не посмела ни огрызнуться на него, ни прогнать.
- Так холодно. И в лес я надолго. Птицы набить. – Один предлог был хуже другого, но меня уже было не остановить. – Они как раз токуют. За ельником на поляне.
- Тетерева? Ночью? В декабре? - брови слуги медленно поползли вверх.
- Самое то! - быстро впрыгнула в седло и, сдавив пятками бока Мартины, направила ее к выходу. – Утром ворочусь, глазом моргнуть не успеете.
Глупая шутка, но слов обратно не вернешь, а сердце заходится в бешенном темпе, от предчувствия беды.
Уеду, уеду, уеду! Я уеду и меня ему не остановить. Шаг, еще шаг…
- Не дури, - полетело мне в спину.
- Не буду, - пообещала я, не оборачиваясь. Капюшон на голову накинула, морозный воздух вдохнула и закашлялась, услышав:
- Отец твой не ушел мальчишка тоже. Неужели оставишь на расправу их?
Тороп и Тимка все еще здесь?
- Ты врешь, - я обернулась. Суо не ответил, и поглаживая грубо обтесанные доски стойла как бы между прочим продолжил гнуть свое:
- Сама посуди. Отряд моего господина только что вернулся с войны, грязи насмотрелись, крови напились и по нежной любви соскучились …
- Их здесь нет, - прошептала для себя, но в голову уже закралась душераздирающая мысль. Остались… и не ушли.
- Вояка твой может и стар, а вот мальчишка… - Я зажмурилась, сглотнула, а слуга Дори ехидно напутствовал: - Да ты езжай-езжай, и я тоже пойду…
Не дослушала, пришпорила Мартину, и та сорвалась с места, словно бы только этой команды и ждала. Ветер, завывая, пригоршнями бросал в лицо ледяную крошку, трепал волосы и капюшон, рвал на части душу, и лес, словно бы останавливая, ветками цеплял мой плащ, тянул назад и насыпал на пути снежные барханы.
«Тора! – звучало в ушах жалобно и обвинительно, - Тора… вернись!»
Задыхающаяся со слезами на глазах я остановила лошадь. Огляделась, желая узнать, как далеко меня занесло. А вокруг белое полотно поля, тут и там прорываемое сгорбленными стеблями колосьев, погибших в раннем морозе и оттого не убранных. Я летела вечность, а оказалась всего-то в семи милях от родного уютного детища. Захотелось броситься в снег и разрыдаться от бессилия и злобы на себя. Снедают сомнения и в сердце пробирается ужас. А вдруг они не успели уйти? Вдруг их кровати пусты, потому что Торопа и Тимку в подвале закрыли? Вдруг уздечек и седел не хватает, потому что лошади оседланными снаружи стоят. Видела ли я, убегая, их следы? Нет, не видела. И в то же время я и лошадиного ржания не слышала, а значит права. Они ушли.
Но вдруг Суо не врал, что тогда? Тогда… Я сделаю все, чтобы их отпустили, и посулить смогу все, а сделать и того больше. Но вряд ли тарийцы послушают, истосковавшиеся по женской любви, оставят бесправной заложницей для услады. Вот только не у одного… урода муженька, а у двенадцати. К горлу подступила тошнота, но стоило на мое место поставить Тимку, меня от отвращения вывернуло. Ни за что и никогда не оставлю своих на расправу, даже мысли себе такой не позволю! И уж лучше я время потеряю, но вернусь и проверю слова старика, чем буду мучиться неизвестностью до самого оврага.
Я круто развернула Мартину и пришпорила ее в попытке успеть до того, как действие дурмана развеется, и чужеземные воины проснутся, как от похмелья. И разом изменилось все! Ветер подул в спину, плащом укутывая, лес смилостивился и расступился, пряча колючие ветки, и, расчищая путь назад, сугробы отпрянули от дороги.
