Я узнала об особенностях своей магии в десять лет. Ничего не поняла, конечно. Просто в один из дней разобиделась на младшую сестру и выпалила: «Корум сатио!» – направив кулак в ее сторону. Малышку снесло, и спасли только пышные юбки няни, в которые она влетела. Отцу доложили сразу же. Когда растут дети магов, любая мелочь имеет значение, а то, что произошло со мной, мелочью не было. Потом я рыдала, обнимала Мюриэль и просила у нее прощения, но в тот момент, когда я на нее сердилась, я могла испепелить сестру на месте!
Отец вызвал меня в свой кабинет. Это было огромное мрачное помещение, полное книг, темной мебели и закрытых шкафов. Я дрожала, прячась за юбкой своей гувернантки, но та присела в реверансе и, повинуясь знаку владетельного лорда, вышла, оставив меня с ним наедине. Я задрожала еще сильнее. По комнате пронесся холодный ветер и стих: высокий лорд взял под контроль свою магию. Отца мы все почитали и боялись. Не знаю почему. Сильный маг, он всегда контролировал свой дар. Он не был жесток, нас редко наказывали, но его властная рука чувствовалась везде: и в поместье, и в столичном доме.
Мать, яркая, солнечная фея не обращала внимания на его суровость, но даже она блюла внешние приличия, храня сдержанность, когда их могли увидеть посторонние. Мы, дети, только до пяти лет могли становиться свидетелями их нежности друг к другу, а после все оставалось за дверями спальни и личных комнат. Впрочем, чопорное общество не одобряло и тех крох, которые все-таки просачивались наружу. Маги, обладающие огромной силой, должны были уметь сдерживать ее везде и всегда. А я не справилась…
Слезы сами собой подступили к глазам, нос распух, вот -вот должен был раздаться первый «хлюп», но отец неожиданно присел рядом со мной в низкое кресло и заглянул в лицо. Долго смотрел, как текут слезы, дрожат губы и, наконец, сказал:
— Фарина, я знаю, что сдержать свою силу непросто, но ты должна. Старшая и более сильная магичка, ты несешь больший груз ответственности. С этого дня ты будешь каждое утро гулять с Мюриэл.
Мои глаза распахнулись так широко, что заболели веки:
— Отец! Это же опасно! Я могу нечаянно навредить сестре! – жалко пропищала я, задыхаясь от ужаса.
— Вот именно! – высокий лорд вынул из кармана белоснежный платок и промокнул мои слезы. — Ты будешь знать, что можешь причинить зло, и научишься контролировать свою силу! Иди Фа, мои приказы не обсуждаются!
Я ушла. Только потом я узнала, что на Мю надели самый мощный защитный амулет, какой только отыскался в нашей сокровищнице. Нянька и гувернантка также присматривали за нами, как и домашний маг, но тогда я этого не знала и боролась с собой каждый день. Мне требовались неимоверные усилия воли, чтобы заставить себя выйти в сад, чтобы просто играть с Мюриэл, не реагировать на ее капризы и слезы.
У меня получилось! Были ситуации, когда я стояла, зажмурив глаза, сжав кулаки, боясь даже пошевелиться, чтобы не выпустить огромную, распирающую меня силу, не перелить ее в заклинание, выжигающее все вокруг. Порой после прогулки я убегала в дальнюю часть парка и громко кричала, спуская пар. Однажды меня там обнаружил деревенский мальчишка и посмеялся, увидев облако горячего пара:
— Эй, а ты только облака умеешь? А если сладости? Или дождик?
Я озадачилась вопросом. На мальчишку фыркнула, конечно, но вечером дома засела за учебники, и в следующий раз, когда Мю довела меня до крика, я выпустила злость облаком разноцветных конфетти! Это произвело впечатление. Няньки тотчас доложили отцу. Он спустился из своего кабинета, положил тяжелую ладонь мне на голову и произнес всего одно слово:
— Молодец!
С этих пор мне стало невероятно легко: любую вспышку эмоций я превращала в нечто необычное, волшебное. Дождь из конфет, клубничное озеро, шоколадные чашки, полные горячего молока. Я не замечала с каким страхом косится на меня прислуга, все это казалось мне детской забавой, возможностью порадовать близких и только. Уже потом я узнала, что материализация – самая сложная часть магии, требующая огромных сил, воображения и особенного таланта.
Это веселое время закончилось, когда мне исполнилось четырнадцать. Настроение в тот день было тягостным: болел живот, кружилась голова, ныла поясница, словно я застудила ее накануне, гоняя по парку в короткой куртке. За окном начинался дождь, я угрюмо смотрела в окно, представляя, что капли — это лезвия, летящие с небес, вонзающиеся в тугую землю… Крик боли и ужаса отрезвил меня. Я открыла глаза и увидела человека, который корчился прибитый к земле несколькими клинками и страшно кричал, потому что вместо струй дождя в него летели новые лезвия!
Я тоже закричала, представив, что стальные полосы разбиваются, будто хрустальные, и забилась от боли— юбка окрасилась алым. Очнулась в своей постели. Рядом сидела бледная мама, за ее спиной возвышался отец. Невысокий кривоногий человек в черном балахоне, сильно пропахшем лекарствами, слушал мой пульс. Заметив, что я очнулась, все вздохнули с облегчением.
— Как видите, все в порядке, высокий лорд, вашей дочери настало время избирать хранителя.
Отец поморщился, мама прижала к губам кружевной платочек, а я спросила:
— Тот человек под дождем, он жив?
— Жив, — успокоил меня лекарь, — вы очень вовремя обратили заклинание, юная леди. Несколько шрамов только украсят мужчину.
Вот теперь я выдохнула и смогла прислушаться к тому, что говорили взрослые. Говорили они негромко, но очень эмоционально, поэтому я как маг, чрезвычайно чувствительная к эмоциям других, все слышала. Оказывается, мой дар «проявителя» уникален еще и тем, что достается только женщинам. У мужчин не хватает воображения или таланта, за всю историю магии они только раз десять получали подобный дар.
А вот женщины рождались проявителями раз в восемьдесят чаще. Примерно, одна магиана на три-четыре поколения знатных семей. Причем маги-мужчины выдвинули теорию, что таких способных было больше, но прежде они погибали в период развития магии. Сначала ребенку очень трудно контролировать силу эмоций, не вредя окружающим, а потом, в период созревания тела, девушке нужно много мужского внимания. Очень много и вполне материального. Они неосознанно искали его и получали в обществе клеймо шлюх, теряя от огорчения свой дар.
Прежде пытались решить проблему, приставляя к юным магичкам нянек из опытных немолодых женщин. Но это приводило к страшным вещам. Занудная бонна доводила «проявителя» до самоубийства. Позже выяснилось, что до стабилизации дара женская суть магии конфликтует с женским началом «няньки», и это еще один аргумент в пользу мужчины. К тому же эмоциональная девушка легко могла навредить себе, услышав пустой разговор, ведь материализация порой происходит спонтанно.
