В оформлении обложки использована фотография с https://pixabay.com/ по лицензии CC0.
ТО, ЧТО ДОЛЖНО
Над Трезной сгущались тучи, но это его нисколько не волновало: он парил над этим городом подобно крохотному осколку грозового облака, самого черного, какое только можно представить. Или, что еще более верно, подобно демону, жадному и цепкому. Ищущему ослабшего духом человека. Жертву, к чьему горю можно присосаться. В каком-то смысле так оно и было.
Облетев центральные улицы и не найдя там ничего, а точнее никого, стоящего внимания, он, хлопая крыльями, устремился дальше, в окраины, в рабочие кварталы замызганного городишки.
В какой-то момент он осознал, что набрал слишком большую высоту и уже не может разглядеть людей. Поняв это, бросился вниз как выпущенная стрела – нацелено и бесповоротно. Он соревновался в скорости с каплями дождя, падающими с неба, и, кажется, опережал их.
Сегодня он выбрал своей целью этот город. Сегодня чья-то горькая исповедь будет выслушана и передана хозяевам. А на чьей-то жестокой, очерненной душе будет поставлена печать.
Печать смерти.
***
Анжелика вздрогнула, когда на перила ее балкона, где она стояла в преисполненном отчаяния одиночестве, что-то упало. Обернувшись, женщина поняла, что не упало, а приземлилось. Ворон. Но не обычный чернокрылый падальщик, коих летало полным-полно здесь, в центральной полосе, а куда более редкий и даже вымирающий, по мнению многих ученых мужей, афрейский ворон – полумифическая птица и персонаж многочисленных суеверий. Редкий гость с горы Афрей, что на севере, зачем-то явился сюда, к несчастной Анжелике. И полностью завладел ее вниманием.
«Он почти такой же, каким я его и запомнила по иллюстрациям в книгах».
Женщина невольно отвлеклась от своих переживаний, уставившись на птицу. Не мудрено – она видела ее всего лишь второй раз в жизни. И это, если считать побледневший рисунок с данным вороном на пожелтевших страницах одной сомнительной книжонки, которую Анжелика читала в юности.
«По правде говоря, мне всегда казалось, что вы больше. Но глаза действительно умные. Будто не птичьи вовсе».
Летающие хищники, один из которых с взаимным любопытством разглядывал Анжелику, действительно не выделялись своими габаритами: они были, безусловно, меньше своих собратьев, других представителей семейства вороньих. Повадками, впрочем, они тоже отличались от последних: питались исключительно добычей, пойманной и убитой лично. Ни в коем случае не падалью. А еще афрейские вороны абсолютно не боялись людей. Напротив – они любили находиться с ними рядом. Будто им нравилось слушать их разговоры.
Вдруг Анжелика почувствовала, что ее кто-то дергает за рукав.
– Матушка, а папа точно скоро вернется? – обратился к ней ее сын, Мартин, прерывая тем самым размышления о птичках. И возвращая в горькую реальность.
– Да, сынок. Скоро. – солгала она о своем муже.
Мартин не заметил, как голос матери дрогнул на этих словах и продолжил:
– К моему дню рождения?
– Я думаю, чуть позже, мой хороший.
– Я волнуюсь за него. С ним точно ничего не случится?
Анжелика не смогла ответить сразу, пыталась сдержать требующий выхода плач. И он комом встал в горле.
– Мама?
Она заглянула мальчику в глаза. Голубые и ясные, как морская гладь в солнечную погоду. Такие же голубые и ясные, как глаза его отца.
Анжелика знала, что ложь во благо все равно остается ложью. Знала, что рано или поздно тяжелый разговор с сыном должен будет состояться. Но только не сейчас – время не подходящее.
Впрочем, для тяжелых разговоров оно никогда не бывает подходящим. И, тем не менее, Анжелика решила: не сегодня.
«Будь я проклята, если из его глаз прольется хотя бы слезинка».
– Не волнуйся, сын. – она попыталась изобразить максимальную беспечность, на какую только была способна. – А теперь беги мыть руки. Сейчас будем ужинать.
Мартин послушался. Глядя ему вслед, Анжелика заметила – он подрос. Подрос – значит, повзрослел. Повзрослел – значит, стал чуть сильнее, чуть умнее и чуть более чутким, чем был. Чуть более чутким…
Пугающая мысль пронзила сознание Анжелики: Мартин скоро станет настолько взрослым, что ему и не понадобится никаких разговоров, чтобы распознать ложь в ее словах. И тогда открывшаяся истина породит горе в его молодой душе. Вместе с горем появится обида, а затем взрастет и ненависть.
Он будет ненавидеть ее за то, что она лгала, и это станет еще одной каплей боли на и без того исстрадавшейся душе Анжелики. И все же она тянула с тяжелым разговором. Была слишком слаба для него.
Уверившись, что сын ее не услышит, она разрыдалась, закрыв лицо руками.
А ворон не улетал. Проплакав несколько минут, Анжелика обнаружила его по-прежнему стоящим на перилах балкона. Отчего-то ее это разозлило:
– Брысь отсюда, пернатая дрянь! – выпалила она сквозь плач и махнула рукой в сторону ворона, пытаясь его спугнуть. Но тот оказался упрямым и даже не думал улетать. Он лишь потоптался немного, сместившись при этом едва ли больше, чем на сантиметр, и уставился на Анжелику своими черными как деготь глазами.
Как-никак ворон – это всего лишь птица. Даже, если он прилетел с загадочной горы Афрей. Так думала Анжелика до того, как поймала его взгляд.
В нем была глубина. И вкрадчивое понимание.
«Наверное, я схожу с ума».
Она попыталась отвести взор, но не смогла: два черных вороньих глаза будто поглотили ее разум. Их притяжение было сильным, и Анжелике вдруг стало казаться, что она смотрит и не в глаза вовсе, а в черные дыры. В те самые, о которых так любят рассказывать астрономы.
Но страха не было. Неведомо как Анжелика чувствовала: птица ее понимает. Ощущает ее отчаяние, ее боль и ее ненависть.
Особенно ненависть.
Поговаривали, что афрейские вороны неспроста склонны слушать людскую болтовню: они, якобы, способны исполнять желания. Но не все, однако, а лишь мольбы о мести. О смерти. Мрачные, полные горечи и злобы просьбы тех, кто лишился всего. Тех, кого сильные мира во все времена предпочитали загонять в угол. Пережевывать и выплевывать. А затем топтать. Таких же, как Анжелика.
Сторонники здравого смысла скажут: «брехня». А суеверные отмахнутся от них и продолжат искать в обросших легендами чернокрылых хищниках последнюю надежду на заслуженное возмездие. Искать и просить. Молиться воронам с горы Афрей как ожившим идолам.
Как раз такая мольба и норовила сорваться с языка Анжелики. И на то у женщины была веская причина. И имя ей – барон Друнвельд фон Рерик. Тот, в чьем дворце Анжелика работала служанкой. Хозяин местных земель. Мэр города Трезна. Венец дворянского благородства, как он сам себя называл.
Ублюдок, сломавший не одну человеческую судьбу.
Того, чью судьбу оплакивала именно Анжелика, звали Хуго, и жители Трезны почитали его как лучшего в городе кузнеца. Для маленького Мартина он был заботливым и, когда это нужно, строгим отцом, а для самой Анжелики – любящим мужем. Любящим и отчаянно любимым ею в ответ.
