Это был ненастный вторник. Шучу, конечно я не помню какой день недели это был. Мне просто нужно с чего то начать, чтобы рассказать вам эту историю. На самом деле это был день как день, совершенно не ненастный, а осенний, обыкновенный для нашей широты, то есть всюду и одновременно была грязь, мелкий дождь и ветер, «говнище», как это называл Капитан. И самое неприятное в этой погоде было то, что именно в этот день мы с Капитаном дежурили. И сразу после утреннего развода в участке нам пришлось ехать в это самое говнище, а не оставаться в тепле, пить кофе, шляться по другим отделам, раскладывать пасьянс на компьютере, ничего не делать, другими словами.
– Приехали, – мрачно сообщил Капитан, когда мы оказались перед нарядным входом со старомодным зеленым навесом, укрывающим весь тротуар от дороги до входных дверей. Дом был красив: весь сплошь из стекла, верхними этажами уходящего в туман и морось дождя. Такие дома называют высокотехнологическими, я уже нагуглила это из рекламного объявления агентства недвижимости. В квартирах таких домов даже кофеварка умнее среднего гражданина страны.
Капитану, наоборот, дом явно не понравился, и он сразу же, растеряв остатки нормального настроения, сделался всем недоволен:
– Ну и зачем нас сюда вызвали? – бурчал он, – сейчас окажется, что это банальный несчастный случай, ну или умер любитель жрать говно, – у Капитана все люди делились на два класса: те, кто жрет говно, и таких большинство, и тех, кто питается как он, потребляя полусырое красное мясо, плюя на рекомендации врачей, и потому живут долго и счастливо. Доказать ему отсутствие прямой зависимости этих факторов было невозможно.
На двадцать восьмом этаже за дверью с буквой Q нас ожидал отряд криминалистов и тело немолодого белого мужчины в темном спортивном костюме, с босыми ногами. Тело лежало на хромово-черной кухне, утыканной лампочками с пола до потолка, как раз ровно посередине между холодильником и барной стойкой. Холодильник этот и вызвал полицию. Капитал, не обращая внимания на недовольные взгляды экспертов, открыл дверцу и скорчил еще более недовольное лицо.
– Фу, какая гадость! – сказал он брезгливо.
Я заглянула через плечо вовнутрь. На всех полках хромированного чуда современной инженерии стояли пластиковые контейнеры и закупоренные пробками бутылки с какими-то разноцветными однородными и не очень, субстанциями, в основном темно-зеленого цвета.
– Если жрать такие сопли, то не удивительно, что можешь помереть. Что это за один? – спросил Капитан, обращаясь к незнакомой мне женщине-эксперту.
– По ДНК это Мизар Дошвар, 58 лет, дизайнер, не женат, детей нет.
– Дошвар? Не «наш» что ли, какое гражданство? Ну и имечко у него!
– Наш. Имя сменил с разрешения властей. Был Кузявкин Андрей.
– А ну да, Кузявкиным такую гадость пить не комильфо, – с еще большей неприязнью резюмировал Капитан, – нас то зачем вызвали?
– Посмотрите сюда, Капитан, – ответила дама в белом защитном костюме, но уже со снятой маской, болтающейся за веревку на одном ухе, и указала на дверку холодильника. – Видите, вмятина?
– Ну вижу, и что?
– Это непростая вмятина, это нашего Дошвара этой дверцей и стукнули, а потом он уже упал и ударился височной частью головы об угол барной стойки. И обратите внимание, какое расстояние до нее, значит тело этого Дошвара ускорили с такой силой, что поверить в то, что он такое сделал случайно как-то сам, невозможно.
– Даааа, – как мне показалось совершенно без интереса, согласился Капитан, и хотя ему этот Дошвар с его холодильником был неприятен, но он еще раз наклонился над телом, посмотрел внимательно в бледно-синее безжизненное лицо потерпевшего, оглядел его редкие белесые, но еще слегка вьющиеся волосы, и казалось даже обнюхал их, но ничего больше не добавил. И мы пошли осмотреться. Жил погибший неплохо: квартира была просто огромная. Мы переходили из одной комнаты, размером в баскетбольную площадку в другую, не меньшую. Капитан только хмыкал себе под нос.
– А это у нас что тут такое? – вдруг он остановился и замер на пороге спальни, все стены которой были увешаны огромными постерами с фотографией красивого юноши лет двадцати с золотистыми вьющимися волосами, идеальной фигурой и необыкновенно правильными чертами лица. Юноша был на фото в различных позах, одетый и не очень, с разными прическами. На одной из них он держал в руках пятиконечную золотистую звезду, на которой было написано «Дошвар».
– А ну как проверь, кто это! Сынок его, что ли?
Данные фотобазы указали, что это наш труп, только 40 лет назад.
– Нарцисс! – резюмировал, как выплюнул Капитан и мы пошли дальше. Тут все было буквально напичкано разными умными гаджетами и устройствами, некоторые из них до этого я видела только в рекламе, и страшно позавидовала этому Дошвару, потому что я люблю всякие прикольные штуки и приблуды, облегчающие жизнь, в отличие от Капитана, который уверен, что дай волю компьютерам и они поработят нас, а потому ничем таким не пользовался, хотя и мог себе позволить. А я считаю, что зачем это было все изобретать, как не для нас, эх, жаль, что мне такое не по карману. Капитан вдруг спросил меня:
– А чего этот черт был дизайнером?
Гугл тут же мне ответил, что много чего. Его компания, «Дэдэндлайф», ну и название, оказывается разрабатывала внешний вид просто огромного количества вещей: от автомобилей до нижнего белья, и была просто завалена заказами. И вся эта странная мебель в квартире в основном черного цвета, была тоже их дизайна.
– В таких квартирах всюду камеры, – робко подала я идею, но Капитан вроде меня и не услышал, он очень внимательно изучал конверт, лежавший на прикроватной тумбочке в спальне жертвы. Это был несовременный конверт, пластиковый и с жидким экраном, которые для имитации старых писем любят высылать банки и солидные конторы, а настоящий, белый и бумажный, в котором, пожалуй, уже и не отправишь ничего, потому что кто же тебе такой возьмется доставлять. Из конверта Капитан извлек такой же обыкновенный бумажный лист, сложенный второе, и теперь внимательно изучал написанное. А потом поступил так, как мог поступить только он: сунул листок в конверт, а конверт во внутренний карман куртки и объявил:
