Возвышенная амальгама хай-тека и китча от первого топографа киберпространства.
Daily Telegraph
Славянские Барби, ночной клуб по мотивам Кафки, изменчивые нанотехнологические небоскребы… и каждое слово на своем месте.
Wired
Вторая часть «Трилогии Моста», как и два других романа, приятно выделяется на обычно мрачноватом фоне. Так сказать, киберпанк с человеческим лицом. Все еще может кончиться хорошо, наши победят и переделают мир. Искусственный интеллект покажет людям, что значит быть человечными. Даже если нельзя победить общество, можно уйти и создать свое, новое на новом месте. Лишь бы Мост стоял и Крепость держалась.
Книжная витрина
Я предлагаю читать Гибсона в метро. Располагая несколькими часами времени, надо сесть на Кольцевую линию и ездить по кругу, не вставая с места, пока книга не будет дочитана хотя бы до половины. Изредка, устав от чтения в тряском вагоне, надо поднимать голову и смотреть на пассажиров. Если хватит смелости – можно слушать их разговоры.
Постепенно ты поймешь, что именно об этом мире и пишет Гибсон. Это тусклый мир людей с серыми лицами, существующий внутри развалин некогда величественной цивилизации. Они живут среди машин, некогда бывших писком технологической моды, но за прошедшие годы покрывшихся слоем пыли. Вкрапления новых технологий – мобильные телефоны, переносные компьютеры – странным образом не меняют картины. Будущее для Гибсона напоминает московское метро.
Сергей Кузнецов (Grani.ru)
Плотное, веселое, провоцирующее на размышления чтение. «Бегущий по лезвию» для новых времен.
GQ
Гибсон опять нашел способ по-новому поставить вопрос, впервые заданный Филипом Диком: что есть реальность? Проза его, жесткая и лаконичная, как у Элмора Леонарда, пронизана ледяной поэтичностью Дж. Г. Балларда.
New Statesman & Society
Персонажами «киберпанка №1» по-прежнему остаются маргиналы, но вместо того, чтобы устраивать революцию (информационную или любую другую), теперь они стремятся просто выжить – а в идеале еще и найти более-менее комфортабельную социальную нишу.
Василий Владимирский (Мир фантастики)
Согхо Исии, японский кинорежиссер, познакомил меня с цзюлунским (Коулунским)[1] «Застенным городом» по серии фотографических работ Рюдзи Миямото. Исии-сан считал, что нам нужно поставить научно-фантастический фильм. С фильмом ничего не вышло, и все же «Застенный город» упорно не шел у меня из головы, хотя все мои тогдашние познания о нем ограничивались тем, что я смог почерпнуть из потрясающих снимков Миямото (именно они дали мне позднее основную часть бэкграунда для романа «Виртуальный свет»).
Архитектор Кен Вайнберг обратил мое внимание на номер «Аркитекчерал ревью» со статьей о «Застенном городе», откуда я впервые узнал про «город тьмы», великолепную работу, состоящую из фактических свидетельств, собранных воедино Грегом Джерардом и Айаном Ламбротом (Watermark, Лондон, 1992). Благодаря любезности Джона Джерролда я получил эту книгу из Лондона.
Все мои познания об обрубании пальцев почерпнуты из криминальных мемуаров Марка Брендона Рида, более известного как Мясник («Вся подноготная Мясника», Sly lnk, Австралия, 1991). Мистер Рид куда страшнее моего Блэкуэлла, и даже ушей у него на штуку меньше.
Книга Карла Таро Гринфилда «Торопливые племена» (HarperCollins, Нью-Йорк, 1994) дала мне богатейший материал для описания джет-лага.
Стивен П. («Плозибилити») Браун много месяцев опекал затянувшуюся работу, и все это время он ежедневно, а то и чаще (и всегда – с высочайшей снисходительностью), комментировал бессвязные обрывки текста, которыми я засыпал его по факсу, страстно надеясь, что в них обнаружится некий «прогресс». Его постоянное ободрение и неисчерпаемое терпение были абсолютно необходимы мне для завершения этой книги.
Мои издатели на обоих берегах Атлантического океана также проявили огромное терпение, за что я их и благодарю.
После «Слитскана» Лейни услышал от Райделла о другой работе. Кто такой Райделл? Ночной охранник из «Шато». Большой, спокойный теннессиец, всегда в дешевых солнцезащитных очках и с уоки-токи в ухе, всегда чему-то грустно улыбается.
– «Парагон-Эйша ДейтаФлоу», – сказал Райделл.
Это было уже под утро, в пятом, что ли, часу, и они сидели в громадных старых креслах. Там, в вестибюле «Шато», вся мебель была такая громоздкая, что человек в ней словно как терялся, становился меньше ростом. А бетонные потолочные балки кто-то не очень убедительно раскрасил под светлый дуб.
– Да? – вежливо отозвался Лейни, хотя откуда уж там было Райделлу знать, в каких местах его еще могут взять на работу.
– Токио, Япония, – сказал Райделл и потянул через пластиковую соломинку охлажденный латте. – Парень, которого я встретил в том году в Сан-Франциско. Ямадзаки. Он у них работает. Говорит, они ищут серьезного нет-раннера.
Нет-раннер. Лейни, предпочитавший считать себя исследователем, с трудом подавил печальный вздох.
– По контракту?
– Наверное. Он не говорил.
– Не очень мне что-то хочется жить в этом Токио.
Райделл покрутил соломинкой пену и кубики льда, оставшиеся на дне высокого пластикового стакана, словно в надежде обнаружить там какой-нибудь подарок от фирмы, и поднял глаза.
– Он такого не говорил, что жить обязательно там. А ты был когда-нибудь в Токио?
– Нет.
– Интересное, наверное, место, после этого землетрясения, и вообще. – Уоки-токи пискнул и начал что-то нашептывать. – Ну вот, теперь мне надо проверить ворота со стороны коттеджей. Хочешь прогуляться?
– Нет, – мотнул головой Лейни. – Спасибо.
Райделл встал. На нем был черный нейлоновый ремень, сплошь увешанный черными футлярчиками с какими-то хитрыми приспособами, и белая тенниска с подозрительно неподвижным черным галстуком.
– Я оставлю телефон в твоем ящике, – сказал он, привычно разглаживая складки на форменных, цвета хаки брюках.
Райделл пересек устланное разнообразными коврами фойе и исчез где-то за темной, полированного дерева конторкой. Лейни смутно помнилось, что у него вроде бы были в прошлом крупные неприятности. Хороший парень. Неудачник.
Когда Лейни покинул наконец свое кресло, сквозь высокие арочные окна уже сочился тусклый рассвет, а в темной, как пещера, столовой начала сдержанно позвякивать тайваньская нержавейка. Иммигрантские голоса, степной диалект, понятный разве что Чингисхану. Звуки отражались от выстланного терракотовой плиткой пола, от потолочных балок, чудом оставшихся со времени, когда здесь впервые появились такие, как Лейни, или их предшественники со своей экологией известности и жуткой, нерушимой и непререкаемой иерархией взаимного пожирания.