Лондон, 1771 год
Меня зовут Дамана Брустер, и когда-то и я была человеком… И я хочу поведать свой рассказ.
Я родилась 5 декабря 1755 года в очень богатой, известной и уважаемой семье. Мой отец граф Джордж Брустер – младший был чуть ли не лучшим другом короля Эгберта, а мать графиня Милли Сьюзер – одной из самых прекрасных дам Лондона.
В детстве я походила на ангела: золотые волосы до плеч, серо-голубые глаза, не была очень стройной, но и полной – тоже. Родители меня любили и баловали. Как любой ребенок, я, добрая и веселая девочка, радовалась жизни. А почему мне не радоваться: забота матери и отца, прекрасное имение, плодородная земля, богатство и роскошь… Вкусом детства я насытилась всей душой. Жила как в сказке! Первые семь лет – безмятежные и сладкие, как у обычной аристократки…
Но будущее невозможно предугадать. Да и если бы мне заранее рассказали, что случится… Я, наверное, и не поверила бы. А зря.
Когда мне было семь лет, мой отец умер от страшной болезни. Это случилось 30 мая 1762 года. Вначале много денег ушло на лечение, которое не помогло, затем – на похороны… Платить прислуге стало нечем, и всех пришлось рассчитать. Доходы отцовского фамильного предприятия не помогали: все съедали налоги и быт. Мы с мамой продержались два года, но позже пришлось продать наше имение. Выручили не так уж много, купили маленькую квартирку, стали экономить…
Года на два нам хватило бы денег. Но мама не работала. Не могла, хоть и пыталась. Она очень сдала после смерти отца, сходила с ума от горя. И начала пить. Напивалась каждый вечер. Я не раз пыталась ее образумить, но безуспешно. Так мы прожили около полугода.
Однажды вечером мама в очередной раз пропала. Ушла выпить и не возвращалась целый день. В одну мрачную пятницу нашли ее бездыханное тело. Мои самые страшные опасения сбылись. Когда мне сообщили о смерти матери и о том, что мне придется жить в приюте, я подумала: все. Моя жизнь кончена.
16 октября 1765 года меня отправили в приют. Я провела там пять лет. И это был сущий ад! Хотя тогда я еще не знала, как это – быть в аду. Жестокие дети постоянно издевались надо мной. Но это лишь закалило меня. Теперь меня никто не посмеет обидеть, я могу постоять за себя.
Вспоминать о приюте больше не хочу. Там я стала жестокой и бесчеловечной и поняла, что смогу выжить во внешнем мире, одна. Я решилась на побег! Знала и чувствовала, что не пропаду. Пусть у меня нет друзей, зато в нашей старой квартире под половицей спрятаны деньги, которые остались после смерти матери. На первое время хватит.
С четырнадцати лет я обдумывала план побега. Он не был идеален, но главное – результат. Я смогла улизнуть из приюта. Расскажу, как все было…
В ночь на 28 марта 1770 года я начала собираться. Все спали, кроме двух охранников, но все равно я старалась не шуметь. Тихо сложила вещи и украденные приютские бумаги о себе, открыла окно и спустилась на землю по водосточной трубе.
Лондонская ночь помогла мне: стояла тишина, а холодный туман был настолько густ, что в нескольких шагах ничего не разглядишь. Моросил дождь. Сквозь мрак чуть пробивалась полная луна и немного освещала дорогу.
Зная, что не смогу перебраться через высокую ограду вокруг приюта, я направилась к центральным воротам. Рискованно, но либо это, либо ничего. Я знала точное время, когда охранник территории обходил корпус. Затаилась в кустах и стала ждать.
Наконец охранник ушел. Я подбежала к огромным деревянным воротам, и – о нет, как я этого боялась! – они оказались заперты. Довольно глупо было надеяться на иное.
Я забежала в каморку, где жил охранник. Перерыла ее, но ключей я не нашла. И тут я услышала, что кто-то поднимается по лестнице. Без сомнения, охранник. В моей голове сразу же мелькнула мысль, что ключи у него. Я схватила глиняную вазу и спряталась за дверью, встав на стул.
Низенький охранник вошел в каморку, потягиваясь и зевая. Его сладкая борьба со сном, конечно, трогала… Но ради выживания я была готова на все.
Спрыгнув со стула, я со всей силы ударила его вазой по голове. Ну и грохот! Охранник упал, из его головы пошла кровь. Он лежал неподвижно. Только через три дня из газет я узнала, что убила его. Какая досада…
Насчет ключей я не ошиблась: на поясе мужчины висела целая связка, штук двадцать. Схватив ее, я побежала прочь, к огромным черным воротам. Трясясь не от страха, а от волнующего возбуждения, стала подбирать ключи. Где-то на шестом из них замок щелкнул, и ворота со скрипом отворились.
Переступая границу между детским адом и свободой – я торжествовала! Так должен чувствовать себя человек, ставший рыцарем. Наконец – долгожданная свобода! Я закрыла ворота снаружи на ключ и побежала к дороге. Рядом было болото, куда я и бросила ключи. Болото без жалости проглотило их, за секунду они скрылись из виду.
Я знала, что меня будут разыскивать, и решила изменить внешность. С семи лет я не подстригала волосы, и теперь они отросли ниже пояса. Надо бы укоротить их. С невзрачной внешностью я не стану бросаться в глаза. Об этом я думала, когда шла в надежде встретить повозку. Шансов было мало: проселочная дорога, пять утра…
Около часа быстрого и аккуратного шага и моя тюрьма осталась далеко позади. Около шести утра я услышала стук копыт. О чудо – это кеб. Он остановился, я села, назвала адрес нашей старой квартиры, и мы тронулись. Интересно: кебмен так странно покосился на меня, услышав, куда мы едем. Почему? Но я вскоре забыла об этом. Мерно стучали копыта, кеб покачивался из стороны в сторону, словно колыбель. Глаза закрывались сами собой, и в конце концов я уснула.
– …Прибыли, мисс, – низкий, но молодой голос кебмена разбудил меня.
– Который час? – спросила я, протирая глаза.
– Полвосьмого утра, мисс.
– Подождите меня, пожалуйста, я скоро вернусь.
Вот он – столь знакомый дом. Здесь мы с мамой прожили чуть более полугода. Огромной волной нахлынули воспоминания. Я вспомнила первый день в этом доме и то, как ужаснуло меня наше новое жилье.
В доме явно никто не жил, что было мне на руку. За пять лет он очень постарел: разбитые стекла, наполовину снесенная крыша, покрытая плесенью незапертая дверь. Поднимаясь по лестнице, я боялась, что она вот-вот развалится. Меня продолжали терзать воспоминания – о маме, о страшных месяцах, пережитых здесь.
Я с ужасом задумалась, когда шла к нашей квартире: «А вдруг денег тут нет, ведь как-никак пять лет прошло? Вдруг их нашли до меня? И что тогда делать?» Но нет, об этом я буду думать потом. Нужно найти эти деньги.
