Богатое воображение – это проклятье. После каждого готического романа, каждого фильма ужасов мне снились кошмары. И всё равно, тяге к пугающим вещам я противостоять не мог.
Поэтому я оказался на том дневном сеансе «Психо». Фильм не пользовался особой популярностью: несколько подростков на последнем ряду, парочка в уголке зала. Посередине устроился только я и девушка в чёрной футболке. Очки сдвинуты наверх, на манер ободка, рыжие волосы рассыпаны по плечам.
Где-то я её видел.
На экране злодей размахивал ножом. Я знал, что будет дальше, поэтому больше смотрел по сторонам. Вот девушка в чёрном встала со своего места, игнорируя происходящее на экране. Образы из фильма и реальности наложились друг на друга. Она потянулась к карману джинсов, собираясь достать нож и устроить нам всем…
Я не успел додумать. Она вытащила из кармана бейджик, нацепила на футболку – и выскользнула через пожарный выход. Я успел заметить серебряный логотип на спине: большую, красивую пентаграмму. Теперь я вспомнил, где её видел.
В этом торговом центре был магазин со свечами, книгами и разной оккультной атрибутикой. Я заглянул туда пару дней назад, и рыжая девушка как раз стояла на кассе. Но мозг не мог перестать думать, будто не мог решить загадку.
Будто я видел её где-то ещё.
Фильм закончился. Я купил себе кофе и по дороге домой гадал, где мы могли встречаться раньше. Я прожил в этом городе восемь лет, прежде чем родители развелись. Мы с мамой переехали, но здесь осталось немало знакомых.
Неделю назад я вернулся. Начали возвращаться и воспоминания.
Ботинки шлёпали по лужам: август выдался тёплым, но дождливым. По этой дороге я раньше ходил в школу. Свернул за угол – ноги сами ускорили шаг. Здесь я всегда, всегда торопился, пусть даже прошло пятнадцать лет.
Вдоль дороги тянулся забор из железных листов, заклеенный объявлениями, разрисованный граффити. За забором – пустырь. На его месте раньше стояла пятиэтажка, такая же, как наша.
Летом, когда я ещё был ребёнком, там взорвался газ.
Я шёл, сжимая стаканчик, и представлял, как один стальной лист вот-вот упадёт и наружу выйдет что-то чёрное, пахнущее гарью. Только вкус сладкого кофе, а ещё дверь подъезда, закрывшаяся за спиной, помогли успокоиться.
Отец умер месяц назад. До этого мы виделись, наверное, пару раз в год, не больше. Он так и не женился, не завёл других детей. Поэтому мне и досталась его квартира.
Возможно, стоя посреди его комнаты, оглядывая старые штуки вроде коллекции печатных машинок на полках, мне стоило грустить. Но я чувствовал желание скорее продать эту квартиру и вернуться домой: к маме, друзьям, работе, в конце концов.
Но раз уж мне предстояло некоторое время пожить здесь…
Я устроил рабочее место за старым отцовским столом. Здесь он часами проверял работы студентов. Я же рисовал: зверей, волшебные растения, добрых героев. На работе – в издательстве – мне как раз дали задание проиллюстрировать сборник рассказов для детей.
Мне стоило допить кофе, взять планшет и закончить пару иллюстраций. Но воображение, взбудораженное воспоминаниями и фильмом не могло успокоиться. Руки тянулись к чему-то другому, совсем не к планшету и сказкам.
Я открыл ящик стола. Среди высохших чернильных ручек и сломанных карандашей нашёл один целый. Быстро наточив кончик канцелярским ножом, я взял чистый лист из стопки бумаги и позволил руке двигаться самой.
Набросок человеческой фигуры. Длинной, тонкой, с большими ладонями. Чёрные пальцы без когтей, но этому существу они были не нужны. Я начал закрашивать голову чёрным, зная, что на ней есть красные глаза. И если оно поднимет веки и взглянет на меня…
Грифель треснул. Чёрная крошка рассыпалась по бумаге.
Я выдохнул и посмотрел на силуэт чёрного человечка с длинными пальцами. Нет, это точно не для работы. Слишком страшный, такой даже на роль злодея бы не подошёл.
Я спрятал бумагу в ящик вместе со сломанным карандашом и наконец-то взялся за дело. Только включив компьютер, я вспомнил.
Этот человечек, у него было имя.
Человек-из-Сажи.
Я не хотел ночевать в спальне отца, поэтому устроил кровать на диване. Подушки, два одеяла, и наглухо закрытые окна: как я любил с детства. Всегда просил маму не оставлять даже форточку открытой, чтобы в неё ночью не залез он.
Эта мысль, скользнувшая на границе сознания, заставила меня проснуться.
А ещё стук.
Я сел на диване, одеяла упали на пол. Кто-то барабанил в дверь так, словно дом горел. Босиком, в одних трусах, я побежал в прихожую. Но когда ладонь легла на ручку двери, стук оборвался.
Щёлкнув замком, я увидел спину женщины – тёмный байковый халат, седые, растрёпанные волосы. Она пыталась удержать кого-то в белом, а та вырывалась из рук. Я замер на пороге, не зная, что делать – помочь, но тогда кому? Но фигура в белом ещё раз дёрнулась в руках женщины и обвисла, будто провалившись в сон.
Я открыл рот, а женщина обернулась ко мне. Её синякам под глазами позавидовал бы любой студент перед сессией.
– Простите, – проговорила она, медленно отступая к лестнице. – Простите, обычно она не буйная, но сегодня вырвалась. Простите… – она пятилась, не переставая бормотать.
Я чувствовал себя глупо, стоя на пороге почти голым. Голова снова беспорядочно подкидывала воспоминания. Мы раньше виделись. Точно виделись. Белые волосы, забранные в два хвостика, форменное платье в клетку…
– Яна?! – вырвалось у меня.
Но за ними уже захлопнулась дверь.
Утром всё казалось сном: и чёрный человек, и девушка в белой ночной рубашке. Я проснулся, заправил кровать и обнаружил, что кофеварка отца отказывается работать.
О том, чтобы начать день без кофе, и речи не было. Пришлось одеваться и идти на улицу. Я знал, в пяти минутах ходьбы есть булочная, а на следующей остановке целая кофейня. Но к булочной дорога лежала мимо того самого пустыря, и я решил прогуляться.
«Что за предрассудки», – думал я, пока кофемашина варила мне порцию утренней радости. Я уже давно не был ребёнком, чтобы бояться пустырей.
Заказы выдавались невыносимо медленно. В кармане куртки нашлась ручка, я взял со стойки салфетку и начал делать наброски. Последняя книга, которую я иллюстрировал, была о мальчике и его дружбе с инопланетянами. Я набросал летающую тарелку, планету, с которой прилетели инопланетяне – с кольцами, как у Сатурна – и дом мальчика. Обычную панельную пятиэтажку, каких множество.
Бариста выкрикнула моё имя. Я забрал кофе, взглянул на рисунок и понял, что нарисовал тот самый дом. Так он выглядел до того дня, когда взрывом у нас выбило стёкла.
Рука, которая сделала это, теперь скомкала салфетку и бросила в мусорку. Я заторопился домой… То есть, в квартиру отца.
