Дачный домик соседа словно застраховался от окружающего мира, накрывшись темнотой пару минут назад. Лето заканчивалось, и чуть поехавшая крыша соседского жилища как будто бы немного сожалела об этом. Во всяком случае Ларисе казалось именно так.
Это была школьная красотка, ожидавшая будущего (последнего) года учебы как чего-то по-настоящему важного, что принесет совершенно особые перемены в ее пока довольно скучной жизни.
Ларисе просто хотелось поскорей потерять невинность. И лучше это осуществить вместе с Никитой, который, конечно же, нравился не только ей одной. Молоденькая девушка мечтала о том, как на выпускном вечере, весело переходящем в ночь, она будет блистать, вызывая привычную зависть у одноклассниц, непременно будет в роскошно сшитом на заказ платье, а красавчик Никита будет рядом, любящий и нежный.
– Замечталась, подруга? – вопрос с налетиком ехидства заставил чуть вздрогнуть Ларису. На лоджию второго этажа (была еще одна, чуть больше, образовывавшая почти веранду на первом этаже) вошла Настюха. С ней Лариса дружила с детства, учились они в разных школах, но продолжали общаться до сих пор, делясь между собой буквально всем: от болезненных ощущений во время месячных до наилучших чувств при поцелуях и обнимашках с парнями.
Если Лариса уже сейчас являлась эффектной шатенкой с чудесным носиком и синими глазами, то Настя всегда была (и оставалась) курносой симпатяжкой с немного пухлыми губами, темно-рыжей шевелюрой и хитрым взглядом зеленых глаз. Настю в ее классе называли лисой.
– Просто смотрю на дом соседа. – Лариса повернула свое красивое личико к закадычной подружке. Сразу высоко за ней начинали «рождаться» первые звезды.
– Значится, твои родители точно на ночь не приедут? Могли бы заняться чем-нибудь… непристойным.
Настенька игриво прильнула к бортику закрытого балкона. Девчонка смотрелась в этом начале ночи очень двоично: как бы еще довольно по-детски и в то же время девушкой, вполне способной на то, чтобы сексуально привлечь богатого мужика с кризисом среднего возраста.
– Не приедут. Мы же уже взрослые девочки. А им самим тоже есть чем заняться… Хочешь парням позвонить? – с юной похотью улыбнулась Лариска.
– Возможно. Да просто пообщаться… Скучно ведь полночи телевизор смотреть.
– Можем папиного коньяку чуть-чуть взять. Музыку послушаем.
Через минуту предложение Ларисы воплотилось в реальность. Коньяк, чтобы не так обжигал, смешивали с соком. Получилось неплохо. Слушали все подряд, под приятным воздействием алкоголя разговорились об волнующих особенностях мальчишеских тел. Обе юные особы сошлись на том, что нравятся им широкие плечи, по возможности мускулистый торс и крепкие, упругие задницы.
Выпив еще по одной, девчушки продолжали мечтать вслух.
* * *
В лесу неподалеку «черные копатели» заканчивали рыть при тусклом свете фонарей. Фары машины не зажигали, чтобы поберечь аккумулятор, да и без того многое, так сказать, проявлялось…
Вот лопата одного из «подпольных археологов» со звонким дребезжанием брякнулась о внушительную железяку. И вызвало это, казалось бы, незначительное событие такую радость, что подельнички уже сейчас были готовы распечатать те четыре бутылки водки, которые бережно хранились в багажнике автомобиля.
Металлический короб подняли из ямы (где он благополучно пролежал несколько сотен лет), порадовались его дорогостоящему внешнему виду. Открыли. Процедура не потребовала особого труда, – все замочные засовы, словно разъеденные какой-то кислотой, почти уже не держали чугунную крышку. Под нею находилась темнота.
* * *
Лариска и Настюха отлично проводили время. Сок почти закончился, коньяк еще оставался. Спутниковый сигнал передавал в телек какое-то подобие ужастика с явным намеком на комичность почти всего происходящего внутри экрана. Звук решено было выключить, чтобы не мешал разговорам. Негромко звучала подборка легкой музыки.
Изрубив последнего из друзей-копателей лопатой, одержимый страшной сущностью, которая резво выпрыгнула из железного гробика, как смерть из двери Ада, направился в сторону огоньков дачного массива…
Он шептал и шептал, вышагивая по дороге во тьме. Словечки осквернителя могил испугали бы любого (впрочем, как и он сам), встреченного в этот темный час. Лицо убийцы-гробокопателя превратилось в подобие морды мертвого зверя, оскалившего свою вонючую пасть и говорившего при этом на разные голоса…
* * *
Старый сторож дачного поселка совершал стандартный обход вверенной ему территории. Овчарка на поводке шла рядом, размеренно виляя хвостом. Фонарь в руке сторожа выхватывал моменты пространства: заборы разных по дороговизне убранства участков, далекие очертания темнеющих домишек, песок дороги, по которой навстречу старику с собакой вынырнул какой-то мужчина.
Сначала пожилому сторожу показалось, будто это была только тень, но в последующую секунду-другую пугливый и в то же время свирепый лай верной овчарки отчетливо дал понять о приближавшейся угрозе…
Незнакомец уверенно продолжал идти в их направлении. Тяжелые, мертвецкие шаги. Сторож с собакой, в свою очередь, остановились. Свет фонаря, слегка подрагивая, наконец наткнулся на забрызганную кровью одежду, чудовищное подобие лица, дергающиеся руки мужчины со скрюченными пальцами. И в этом начале ночи, посреди пустующих дач, слышен был шепот, безумный и страшный, который заставил свет фонаря дрожать еще больше.
Старый сторож спустил собаку с поводка. Она, злобно зарычав, бросилась на жуткого мужика (одержимого искателя закопанных ценностей).
Собачьи челюсти сомкнулись. Хрустящий звук, «лопнувшее» горло; овчарка вцепилась клыками в плоть, весьма остывшую за время пребывания в ней инородной сущности.
«Черный копатель» повалился на спину, тщетно пытаясь скинуть с себя овчарку, которая отчаянно рвала челюстями его горло. В темноте что-то произошло: человек, придавленный к земле собакой, резко затих, совсем перестав двигаться; брызги крови из прокушенной шеи медленно сходили на нет. Овчарка, трусливо заскулив, бросилась прочь от тела, исчезнув во мраке за поворотом.
Обомлевший сторож хотел позвать ее, но не успел.
* * *
Один из соседей по даче Ларискиной семьи, проводивший почти весь летний период года в своем ветхом домишке, выпил уже половину первой бутылки водки из двух, заявленных на сегодняшний вечерок. Звался этот типичный выпивоха Парамонычем, был он одиноким, немного жалким и уже давно ничего, кроме алкоголя, не любил.
