ГЛАВА 1
Молчаливый наблюдатель
В детстве я ужасно боялась старого шкафа в своей комнате. Ну какой ребёнок не боится их? Эти скрипучие двери, вечно приоткрытые, эта липкая мгла внутри… Обходя кровать перед тем, как лечь спать, я всегда замирала в необъяснимом ужасе перед полированной громадой. Казалось, что тени внутри материализовались и тянут свои уродливые руки, чтобы утащить меня и съесть. Тогда я бегом неслась в постель и, накрываясь одеялом с головой, пыталась уснуть, содрогаясь от чудовищных видений.
Став взрослой, я сама превратилась в такой шкаф: вся сияющая и холёная, но с неизменно приоткрытыми створками в самую глубь, в кромешную темень. И теперь я боюсь, как бы оттуда не показалась уродливая морда чего-то похуже, чем детские страшилки…
***
Сон, полный чудовищ и скользящих теней, растворился, но я не спешила открывать глаза, охваченная непонятным страхом. Что, если я – это уже не я, а кто-то другой? От дурного предчувствия по спине побежали мурашки.
Нет, все-таки надо вставать. Идиотские мысли с утра – не самое лучшее начало дня.
Я перекатилась на спину, проморгалась и хмуро уставилась в потолок. В голове словно копошились крысы, так сильно она болела. Что вчера было? А чего не было? Страшно-то как. Зажмурившись, я посмотрела под одеяло и выдохнула: белье на месте. Замечательно – половина проблемы уже решена. Следующий квест – как можно скорее найти «Алкозельцер», чтобы унять чудовищную мигрень. Отшвырнув одеяло, я вскочила с кровати и шмыгнула к двери в ванную. Где-то в зеркальном шкафчике еще был аспирин, я уверена… Да, точно! Запив пилюлю водой из-под крана (божественный нектар, не иначе), я блаженно закрыла глаза. У-у-умница, Оливия.
Что что-то не так я поняла лишь через минуту. Коврик был сырым. В воздухе висел тяжелый и горячий пар… кто-то принимал душ? Кто? Охваченная подозрением, я выскочила из ванной комнаты и ринулась на кухню. Так, трусы были на месте, но ведь не могла же я стать лунатиком на одну ночь? Пьяным лунатиком… разве что…
Подозрения подтвердились: на столе стоял деревянный поднос из Икеи, на котором красовалась чашка с хлопьями и восхитительный кофе с полурастаявшим льдом. И – надо же! – флакон «Алкозельцера». Среди этого великолепия лежал полароидный снимок – отвратительное, мерзкое доказательство моего преступления. Я брезгливо взяла его за уголок, но все-таки расплылась в улыбке. Да, это я, Оливия Йеллоувуд собственной персоной – пьяная физиономия блестит (видимо, даже качественная пудра не способна сдержать жир, которым сочится моя кожа), волосы падают на смеющиеся глаза, на лице широченная улыбка. А рядом красавец, каких поискать – мускулистый, ухоженный, словно сошел с глянцевых фотографий. Такие обычно позируют с какой-нибудь изможденной клячей и бутылкой «МОЁТ» у бассейна, но никак не с потной, почти (как больно!) тридцатилетней коровой. Все еще улыбаясь, я перевернула карточку.
«Надеюсь, твое утро будет свежим и бодрым, Лив! Спасибо за прекрасный вечер и волшебную ночь. Пей таблетку и ложись отдыхать – сегодня ты работаешь с двух. Не забудь.
Натан Гейбл».
Точно, Натан Гейбл. Бариста. Чёрная футболка, бицепсы, взъерошенные темно-русые волосы. От него пахнет кофе, сливками и мужским гелем для душа. Интересно, как у меня получилось затащить его в койку? Я крепко задумалась. После пары выпитых стаканов внутри меня просыпалась Лив Гадкая Кадрила, за ошибки которой приходилось расплачиваться Утренней Оливии. Вчера мы немного повеселились в «Давилке», а потом…
Потом поднос с хлопьями и «Алкозельцер». Я фыркнула. О, Господь милосердный. Прости меня за блуд. И чревоугодие. И лень. И, в общем, за все прости, пожалуйста. А, ладно. Сатане понравиться легче.
Не умывшись как следует, я вытащила из морозилки банку «Бен-энд-Джерриз», бухнулась на диван в гостиной и схватила пульт. О, какое-то шоу про шестнадцатилетних девиц с богатыми папиками. Им не надо волноваться о том, что скоро вносить квартплату, что на работе полный разнос, а ещё на носу двадцать восьмой день рождения. Я замерла, так и не донеся ложку с мороженым до рта и глядя на высушенную блондинку-подростка, истерично вопящую о том, что лимузин ей послали не розовый, а жёлтый.
