Глава первая. «Как упоительны в России вечера»
День рождения, на который мы с моим бой-френдом были приглашены, плавно катился по давным-давно накатанному сценарию. Причем накатали его еще до моего появления в жизни Саши (или Сандро, как его предпочитали называть друзья и он сам). А если вдуматься, то вообще до нашей эры. Правда в последнюю пару лет изменилось место проведения – теперь это была не квартира именинника, а какое-нибудь кафе.
В данном случае действие происходило в Сокольническом парке в кафе с огромной верандой. Начало августа в Москве выдалось просто замечательным – не слишком жарко, не слишком много дождей, никаких разговоров о пожарах на торфяниках. То есть на веранде было комфортно.
И то, что из почти тридцати приглашенных большая часть курила, атмосферу не портило. В смысле моральную атмосферу. Сама курящая, и эту новомодная манера запрещать курить чуть ли не на улице меня просто бесила. Запретили бы заодно машинам ездить, от них выхлопы тоже не особо полезны для здоровья трудящихся.
Веселье набирало обороты, а мне почему-то не веселилось. Возможно, потому, что с друзьями (в меньших количествах, но с теми же) Сандро встречался регулярно, не реже раза в неделю, и я, как правило, на этих встречах присутствовала. В качестве очередной любимой девушки широко известного в узких бардовских кругах Москвы и Петербурга поэта Сандро Ботти.
(Только не подумайте, что Сашка – иностранец. Просто с его точки зрения, Сандро Ботти звучит гораздо лучше, чем Александр Ботиков. Большая часть его друзей-бардов тоже предпочитает звонкие псевдонимы, но я давно заметила, что чем красивее псевдоним, тем слабее исполняемые под этим псевдонимом произведения. А если поет, скажем, Михаил Стрельцов, то… Ну, в общем, вы поняли).
Я не была единственной женщиной в этой компании, но большинство моих однополянок тоже были бардами. В смысле, бардессами. В самом крайнем случае – поэтессами, причем каждая считала себя гением. Хотя, о чем я: все в Сашкиной тусовке были гениальны. Кроме меня. Я была просто «девушкой Сандро», которую все ласково-снисходительно называли «Лизок». Я не возражала, раз и навсегда убедившись в бессмысленности попыток заставить называть меня Лизой. У гениев свои представления о прекрасном.
А у меня – свои. Например, очень люблю смотреть на закат. Весенний или летний. На ум почти сразу приходит популярная когда-то песня «Как упоительны в России вечера…», которую я люблю. Но – тайно. Один раз я имела неосторожность с похвалой отозваться о ней вслух – Господи, какой шквал ехидных насмешек обрушился на песню, меня, мой музыкальный слух и на мой вкус в поэзии! Еще бы прилюдно признать, что любишь попсу, будучи подругой барда!
Хотя в этом статусе я оказалась ну совершенно случайно. Благодаря активным хлопотам моей подруги Риты, страстной поклонницы бардов вообще и возлюбленной одного из них, которая дня не могла прожить без мужского внимания и никак не соглашалась понять, что у других может быть своя точка зрения на этот предмет.
А у меня она была. После не слишком долгого и не слишком удачного брака я предпочитала одиночество. Тем более что родители мои, выйдя на пенсию, увидели, что внуков у них в обозримом будущем не будет, и купили себе миленькую квартирку в маленьком болгарском городке, куда благополучно и отбыли.
Ну, а я осталась в нашей двушке на Лесной, в незыблемом уюте дома сталинской постройки, с высокими потолками, красивым видом из окон и антикварной мебелью. Плюс – с роскошной библиотекой, которую начали собирать еще мои бабушка с дедушкой, продолжили родители, а потом подключилась я.
Единственная новая вещь, которую я приобрела, был навороченный музыкальный комбайн, на котором можно было слушать и пластинки – да-да! – и кассеты, и диски, и радио. Впрочем, последнее меня интересовало лишь постольку поскольку. И из бардов в моей музыкальной коллекции присутствовали только очень избранные, причем избранные давно и не только мною.
У себя я отдыхала. От работы, от людей – ото всего. Поэтому и тонкие, и очень толстые Сашины намеки насчет того, чтобы «потусоваться» у меня деликатно игнорировала. Его компании и без того было где собраться для общения. В последние несколько лет в Москве появилось немерное количество всяких поэтических и бардовских клубов, где гении читали и пели свои произведения другим гениям. Ну и простым смертным, которые разными путями попадали на эти сборища.
Так что у меня Саша только ночевал – умеренно часто. Тут, должна сказать, мне несказанно повезло. До того, как повстречаться со мной, Саша три года прожил с гениальной поэтессой Ниной Сириус, признанной красавицей и бардовской музой, основные стихи которой были созданы лет тридцать назад, в пору ее цветущей молодости. Она даже издала книжку этих стихов с шикарным названием «Вертоград» и таскала ее на все свои выступления, как мне позже объяснили. Новые стихи она писала редко, и оценивать их я не берусь, поскольку не читала.
Да, к вопросу о везении. Помимо красоты, Нина отличалась феноменальной ревнивостью. Поэтому Саша должен был проводить у ее ног каждую свободную секунду, а уж о том, чтобы заночевать где-то без нее и речи быть не могло. Кроме того запрещалось вежливо разговаривать с любой особой женского пола – это расценивалось как заигрывание с целью последующего соития. Прикасаться к кому-нибудь вне зависимости от пола и возраста тоже не рекомендовалось – по тем же причинам. Будучи старше Саши на полтора десятка лет, Нина панически боялась его потерять. Хотя вела себя так, будто только об этом и мечтала: устраивала прилюдные сцены, не стесняясь в выражениях, могла оттаскать за волосы потенциальную – с ее точки зрения – соперницу, называть Сашины произведения «писульками» и «графоманью».
Саша терпел довольно долго. Но когда он по чистой случайности одновременно с какой-то бардессой написал песню о березе, и они исполнили свои произведения в одном и том же клубе с интервалом в полчаса, разразился дикий скандал. С точки зрения Нины, это было бесспорным доказательством наглой измены, растоптанием ее нежных чувств и плеванием ей в нежную душу. А Саша, вместо того чтобы повалиться в ноги и вымаливать прощение, махнул стопку водки и громко сказал:
– Да пошла ты на…
На том «роман века» и завершился. Нина разродилась в Интернете длинным и маловразумительным стихотворением о «подонках, сволочах и предателях», на которое Саша предпочел не реагировать. А какое-то время спустя моя деятельная подруга притащила меня на очередной бардовский вечер и познакомила нас.
