ГЛАВА 1 - Феномен
Заросли камыша за второй Астраханью на подходе к берегу Волги были настолько густыми, что идти рядом, да еще и тащить велосипед, не было никакой возможности. Поэтому Женька, как инициатор похода, проламывался первым, а Сашка тащил за ним велосипед. Высоченные, метра по четыре, камышины с метелкой наверху, ломались с трудом, и Женька порой просто раздвигал их в стороны, делая проход на уровне плеч вполне приемлемым, а вот внизу вовсе даже нет, и для Сашки идти и катить рядом велосипед было не затруднительно, а просто невозможно. В конце концов, он все-таки приспособился и стал катить двухколесный агрегат впереди себя, стараясь, чтобы руль держался прямо.
До воды оставалось совсем ничего, когда Женька сдался.
- Давай поменяемся, - сказал он, тяжело дыша.
Сашка прошел вперед беспрекословно, Женька пролез через крепь метров сто и имел право на замену. А тут оставалось каких-то метров пятнадцать.
Кромка берега открылась ожидаемо и в то же время неожиданно. Плещущая вода у берега цвет имела неприглядный. Скорее коричневый, чем синий, хотя далее метров десяти была вполне себе синей. Женька обрадовался и, положив велосипед, принялся разматывать леску. Волга, в месте разделения на основное русло и Болду, была их последней надеждой. До этого они макали блесны в Кривой Болде и ниже Кирикилинского моста и выше. И все без толку, лишний раз убеждаясь, что ловить рыбу даже в самых уловистых местах в начале октября – дело дохлое.
Сашка замешкался и пока он разбирался с не вовремя запутавшейся леской, Женька уже зашвырнул блесну далеко в воду. Однако, надеждам их не суждено было оправдаться. После нескольких забросов Женька с грустью констатировал, что их последняя надежда, похоже, накрылась медным тазом. Как это ни печально, но приходилось признать, что летняя рыбалка в этом году закончилась и теперь возобновится только в следующем, когда разольется Волга и в полои (заливные луга) пойдут на нерест вобла и сазан.
Сашка, раскрыв рот, слушал Женькины разглагольствования на эту тему. Женька, несмотря на свои пятнадцать лет, был большим знатоком вопроса (наверно, как и Сашка в свое время на своих протоках). Сашка же, только три месяца назад переехавший в Астрахань с Дальнего Востока, внимал ему со всем возможным пиететом.
Обратно пробираться через камыши было уже легче, потому что некоторые камышины, не выдержавшие грубого напора, так и не восстановились, обозначив какую-никакую, но тропу. А после железнодорожной насыпи среди домиков поселка уже появилась возможность сесть на велосипед. Езда на велосипеде была своеобразной. Сашка несколько лет гонявший на своем «Орленке» по таежным тропам, подскакивая на корнях и уворачиваясь от протянутых поперек дороги ветвей лиственниц, даже предположить такое не мог. Способ состоял в следующем: Сашка, сидя на багажнике, ставил ноги на педали, а Женька, размещаясь на месте водителя-рулевого, взгромождал свои ботинки сверху и так, вращая педали вдвоем, они развивали приличную скорость. И главное, могли поддерживать ее довольно долго. По крайней мере, пацаны на велосипедах, желавшие посоревноваться, отставали один за другим.
Уже въехав на вал, служивший дамбой при разливах Кривой Болды, оба вдруг вспомнили, что, хотя сегодня и воскресенье, бродят они непозволительно долго и обоим запросто может влететь от родителей. Сашкина мать вообще была очень больна, и он не без основания опасался, что уже доставил ей повод для волнений. Матери Сашка, честно говоря, побаивался. Он и попросил Женьку прибавить. Просьба попала на благодатную почву и до моста они добрались минут за десять. А вот за мостом все их сэкономленное время было пущено по ветру выдвинувшейся из-за крайних домов группой малолетней шпаны, предводительствуемой двумя широко известными на окраине поселка личностями. Один из них проходил под псевдонимом «Гришка Чашкин», хотя вообще-то был Сергеем. А второй – Васька, если исходить из местных традиций, был при нем кем-то вроде есаула. Сергей учился с Сашкой и Женькой в одном классе, поэтому, понятно было его разочарование, когда он их узнал. Бить своих было не комильфо, и пацаны уже собрались отвалить, но многие в группе заинтересовались способом передвижения и пришлось объяснять и даже показывать. В результате потеряли пятнадцать минут, хотя и укрепили связи с хулиганствующим элементом, что, как пояснил Женька, в их положении было немаловажно.
Оставшиеся полтора километра они промчались, мало уступая в скорости автомобилям. Возле автобусной остановки они съехали на похожую на танковый полигон улицу. В поселке все улицы после дождя, пары грузовиков и двух солнечных дней походили на полигон за исключением мощеной булыжником центральной, шедшей от перевоза до бани мимо клуба, школы и четырех магазинов. Сашка спрыгнул у своих ворот, а Женька покатил дальше. Он жил через три улицы.
Сашка открыл калитку не без трепета, справедливо полагая, что хороший нагоняй он уж точно заслужил и, в то же время втайне надеясь, что вдруг… и мало ли что. Как выяснилось, получились сразу оба варианта. Младшая сестра в одиночестве сидела за столом в кухне-столовой-спальне и в свете догорающего дня за единственным окном якобы делала уроки.
- А где родители? – осторожно осведомился Сашка, еще не зная, радоваться ли отсутствию нагоняя или вовсе нет.
Но сердце уже предчувствующее екнуло. Сестра тут же подтвердила правильность невысказанного предположения.
- Маму увезла скорая, - сообщила она, откладывая в сторону учебник, потому что, по ее мнению, брат нуждался в подробных разъяснениях, а такие вещи как учебники и тетрадки будут только мешать.
Сашку как обухом ударило. Ведь до этого все было относительно хорошо. Ну, приболела мать. Так иногда случается. Но год назад было примерно, то же самое. Так обошлось же. А сестра, которой неведомы были переживания брата, продолжала довольно безжалостно:
- Папа с ней поехал. Я краем уха слышала, что сегодня всех пациентов возят на Паробичев Бугор.
Сашка как был в старом осеннем пальтишке и в кепке, так и сел. В голове стало тесно от мыслей, и главная из них была: «Помрет мать!». И тут же он подумал, что это все из-за его длительного отсутствия. Мать переволновалась и… Сашка понял, что сволочь он последняя, и нет ему прощения. Он скрючился на табуретке в тоске ожидая неизбежного. Однако, неизбежное не приходило, и он мало-помалу ожил.
За окнами уже было темно и сестра, дотянувшись до выключателя, зажгла свет. Сашка встряхнулся. Как-никак, в данный момент он был старшим в семье, и надо было соответствовать. Первым делом он вышел на улицу и закрыл ставнями два выходящих на нее окна, заложив в дырки на стенах тяжелые болты. Хозяйка, сдавшая им домик, видимо, сохранившая память о буйных пятидесятых, настоятельно рекомендовала это делать. Сашке все это было в диковинку. Ему, выросшему в глухой тайге, понятие ставен было знакомо только по книжкам. Кто там мог заглянуть, а тем более залезть в окно? Только проходящие мимо любопытные медведи. Но медведи книжек не читали и поэтому в окна без ставен не лезли. Хотя, бывали случаи, ходили по поселку, пугая поздних прохожих, и даже обдирали вялившуюся на стенах кету.
