Лето пробежало так быстро, что Мишка в последние дни августа, словно опомнившись, спросил:
- А было ли оно?
Валька молча пожал плечами, одновременно набрасывая футболку, отчего жест получился смазанным и неубедительным. Но Мишке этого было вполне достаточно.
- Вот видишь, - сказал он почти укоризненно. – Ты можешь припомнить за последние три месяца какое-нибудь событие, носящее чисто летний характер?
- То есть, неделю на своей Копакабане ты событием летнего характера не считаешь? – уточнил Валька.
- Ну, раз, - неохотно признал Мишка, демонстративно загибая палец, но продолжая при этом глядеть требовательно.
- У девчонок спроси, - посоветовал Валька, справившись, наконец, с футболкой. – Идем, а то они нас уже заждались.
Девчонки стояли перед калиткой, и по ним никак не было видно, что они измучены ожиданием. Валька все время поражался тому, откуда они брали темы для разговоров. Ведь все, что случилось вчера, они обсудили еще вечером, а за ночь точно ничего не произошло. Тем не менее, у калитки шла оживленная дискуссия, и Светлана Ивановна принимала в ней такое же непосредственное участие, как и ее младшие подруги.
- Наконец-то, - сказала Оксанка, первой заметив спускающихся с крыльца мальчишек. – Собираетесь как воры на ярмарку.
Мишка начал оправдываться, но его никто не слушал. Девчонки веселой стайкой выпорхнули на улицу и, продолжив свой совершенно бессодержательный разговор ни о чем, с точки зрения пацанов, направились к бухте. Мальчишки солидно шли следом. Болтать по дороге они считали ниже своего достоинства.
Несмотря на то, что пришли они рано, пара человек уже плескалась в воде, а двое разминались на пирсе, к которому приставали катера.
- Что-то вас давно не было видно, - сказал один из людей на пирсе.
- Так нас и в городе не было, - ответил Мишка.
Чувствовалось, что ему хотелось развить тему и он сдержался только чудовищным усилием воли, да еще наверно потому, что Валька посмотрел на него предостерегающе.
Девчонки, тем временем, посбрасывали халатики, явив на всеобщее обозрение загорелые тела, украшенные местами произведениями портновского искусства (дело в том, что на Копакабане, где они были неделю назад, среди определенного рода публики было принято не покупать готовые купальники, а шить их по фигуре в многочисленных ателье рядом с пляжем). Всеобщее обозрение в лице четверых мужиков оценило и фигуры, и бразильские тряпочки, не прикрывающие, а скорее подчеркивающие неоспоримые достоинства этих фигур. Впрочем, девчонки, радостно повизгивая, тут же полезли в воду и мужики, ностальгически вздохнув, занялись своими делами.
Разведя волну, стал швартоваться катер, пришедший с Графской пристани рейсом на Инкерман. Пассажиров в этот ранний час было совсем мало. Основная масса народа должна была пойти со вторым рейсом.
Купание не заняло много времени. Дел днем предстояло выше крыши и надо было поторапливаться. Но дорога домой не обошлась без приключений. Озорник Мишка, который, как однажды высказался Валька, никогда не повзрослеет, затеял задирать у девчонок сзади подолы халатиков. А так как у тех под халатиками ничего не было то поднялась возня и повизгивание. Закончилось это тем, что Светлана Ивановна, которую Мишка обошел в этой забаве, совместно с Оксанкой, которой Мишка досадил больше всех, сдернули с Мишки шорты, оконфузив его перед высунувшейся за калитку соседкой. Соседка, собственно, высунулась, чтобы сделать замечание девчонкам за неуместный визг в столь раннее время, но, увидев растерянного Мишку с хозяйством наружу, захохотала, махнула рукой и закрыла калитку. И продолжала хохотать уже во дворе.
Обиженный Мишка даже не пошел провожать Оксанку, как делал всегда. Наверно потому, что она принимала самое активное участие в Мишкином конфузе. То есть, задрать девчонкам подол до попки – это было смешно и правильно, а вот сделать то же самое с Мишкой – это обида на всю жизнь. Впрочем, Оксанка как раз не очень-то и переживала, демонстративно обнявшись с Валькой и отбыв вместе с ним. Светлана Ивановна ушла через сад к себе, а Наташка вскорости позвала всех завтракать.
Она успела сменить халатик на легкое домашнее платьице и распустить по плечам подмокшие волосы. Баба Маня уже восседала во главе стола, с интересом разглядывая тонко порезанный лимон. За ее спиной гудела кофемашина.
Обнаружив обильный стол, Мишка тут же забыл все свои обиды, тем более, что лелеять их в присутствии индифферентной Наташки было как-то неловко, и радостно потер руки. Впрочем, это присутствующих совершенно не удивило. Мишка всегда придавал завтраку слишком большое значение. Он мог пропустить обед, неохотно съесть ужин, но вот обильный завтрак был его священным ритуалом. Наташка знала эту Мишкину слабость и всячески ему потакала.
Мишка азартно заработал вилкой и ножом, в выборе между обидой и яичницей с ветчиной предпочтя яичницу, а Наташка села рядом с Валькой со своей неизменной чашкой кофе со сливками и шепнула ему, пользуясь тем, что остальные увлеклись содержимым своих тарелок:
- Валь, ты посмотри на нашу бабу Маню.
Валька, взволнованный близостью Наташки, забыл про аппетит, которым вполне мог посоревноваться с Мишкой и, чтобы скрыть смущение, грубовато буркнул:
- Ну.
Однако, Наташку было не провести. Постаравшись сделать это незаметно для окружающих, она придвинулась еще ближе и шепнула:
- Посмотри внимательно. Ты же помнишь ее три года назад.
Раскрасневшийся Валька поднял глаза от тарелки, в которую уткнулся, чтобы не видеть соблазнительную выпуклость Наташкиной груди. Баба Маня выглядела благостно, как может выглядеть пожилая женщина, достигшая всего, чего желалось, рано утром в предвкушении хорошего дня. Валька пригляделся, вернее, бросил взгляд. Память, цепко держащая в себе десятки образов, услужливо вывела перед его мысленным взором портрет бабы Мани, какой она была, когда двое беспризорных пацанов попросились к ней на постой. Валька ничего не забывал. Другое дело, что он не пользовался этими сведениями в текущей жизни, храня их где-то там, на чердаке.
- Я понял, - шепнул он Наташке, не поворачивая головы. – После завтрака поговорим.
Наташка понятливо кивнула, но отодвигаться не стала и Валька физически ощущая ее близость, с трудом смог заставить себя закончить завтрак. А вот потом все сложилось как нельзя лучше. Ну, то есть, Мишка надел рубашку и джинсы, причесался пятерней и отбыл, проигнорировав Валькино предложение забросить его непосредственно в Оксанкину квартиру. Наверно за время купания он успел договориться с ней о встрече в другом месте. Ну, Валька и не стал настаивать.
А вот баба Маня, к которой Валька после Наташкиных слов, стал приглядываться, не последовала Мишкиному примеру. Она тоже переоделась, но не как Мишка, а наоборот – вместо дорогого домашнего платья, которое девчонки подыскали ей в Лондоне она набросила свой старый старушечий прикид, в каком еще три года назад торговала на местном импровизированном базарчике, подхватила легкий складной стульчик вместо прежнего угробища, сумку с товаром и отбыла к подругам. Валька пытался предложить ей свои услуги носильщика, но баба Маня отмахнулась от него как от надоедливой мухи. Приглядевшись внимательней, Валька заметил, что баба Маня и передвигаться стала по-другому. Походка ее изменилась чуть ли не кардинально. Она стала легче и как-то изящнее что ли. Если бы не бесформенная кофта и длинная юбка в горошек, бабу Маню вполне можно было принять за женщину средних лет.
