…Это произошло четыре года назад. В стране закончилась гражданская война, дел у королевы было непочатый край, и какой-то лейтенант, испросивший аудиенции Её Величества, был не очень-то вовремя. Но этот лейтенант был частью победы: если бы не он, королевским войскам не пришло бы подкрепление от генерала Томсона – то самое подкрепление, благодаря которому победа стала возможной.
Этот офицер был направлен полковником Дэйком с письмом королевы к генералу. Когда лейтенант, доставив послание, возвращался назад, он был захвачен в плен. Его пытали в крепости Ашкерот, но он не выдал место расположения королевских войск, и армии генерала удалось объединиться с ними. Освежённые подкреплением, войска атаковали крепость и освободили её, подчистую уничтожив всех захвативших её врагов. В одном из подземелий крепости чудом был найден ещё живой курьер. В числе прочих, отличившихся на этой войне, он был представлен к награде, которую должна была вручать героям сама королева. Офицер хотел увидеть Её Величество до церемонии награждения…
…Он вошёл в приёмный зал, слегка прихрамывая. Под наброшенным мундиром был гипсовый корсет, сковывающий движения. Пальцы рук были перебинтованы. Королева указала ему на кресло с высокой спинкой и присела напротив.
– Ваше Величество, – проговорил визитёр с отчаянием в голосе, – я не отниму у вас много времени. Я не хотел мешать, я знаю, что вам недосуг. Но мне сообщили, что меня хотят наградить, и я обязан сказать, что делать этого нельзя. Я – предатель…
***
…Их было трое: один – старый полковник с сухим безразличным лицом, второй – большой толстяк с бородой, в штатском, третий был какой-то мелкий, Умари толком его не рассмотрел. Полковник задавал вопросы, бородач флегматично и последовательно демонстрировал Умари способы, какими он умел причинять страшную боль, а мелкий помогал ему: подавал инструменты, поддерживал тело пленника и, при необходимости, приносил вёдра с водой. Полковник хотел знать численность королевского войска, его местоположение, состав вооружения и ещё кое-какие, известные Умари подробности.
Время расширилось, пределы его исчезли; боль заслонила собой всё. Свет перед глазами иногда мерк, но в лицо выплёскивали воду из ведра и возвращали в мучительную реальность. Полковник методично задавал одни и те же вопросы:
– Какова численность войска?
– Где оно расположено?..
И так далее. Он ожидал ответа, и поначалу Умари считал, что тот напрасно теряет время. Ведь каждому известно, что попавший в плен офицер королевской армии должен умереть молча. Но полковник, видимо, думал иначе, и убивать пленника не спешил. Было похоже, что в запасе у него – вечность: он сосредоточенно курил, устало наблюдал за действиями бородача и спрашивал, спрашивал… Время от времени палач толстыми окровавленными пальцами тоже брал со стола папиросы, поджигал их и затягивался, ненадолго оставляя Умари в покое, потом возвращался к своей жертве, и боль начиналась сызнова.
…И сознание пленного постепенно изменялось. В него, шипя, вползала мысль: «Ты знаешь, как это прекратить… Ты знаешь-шь-шь». Умари душил её, давил; эта проклятая мысль сотни раз подводила его к моменту, когда слова уже были готовы сорваться с языка, – и сотни раз остатками воли, остатками совести он боролся с искушением разом прекратить истязания, произнеся всего несколько слов. Но мысль выпускала щупальца, мёртвой хваткой впивалась в затуманенный болью мозг. И наступил, наконец, момент, когда эта тварь так разрослась, что вытеснила из головы всё, – и победила…
…После того, как полковник получил нужную ему информацию, мучители ушли, заперев за собой двери. Бородач предлагал прикончить пленника, но его командир пробурчал:
– Пока не надо, вдруг еще понадобится…
Рядом с Умари стояло ведро с водой. Он опустил туда разбитое лицо, напился воды и лёг на земляной пол. Он ощущал жжение внутри, и это была не жажда. Жгло так сильно, будто за грудиной полыхал костёр. Что он натворил, как он мог это сделать?.. Он понимал, что сейчас войско врага нападёт на остатки королевской армии. Он видел смерть товарищей, не ожидавших удара исподтишка, перевернутые палатки; слышал ржание раненых лошадей. Друзья погибали по его вине, и он был жив, и вынужден это сознавать. На свете не было возмездия, которого он бы не заслужил. Его минутная слабость погубила тысячи жизней. И что он купил этой ценой – несколько минут никчемного существования? Это страшное жжение в груди?..
О, если бы сказанные слова могли вновь стать несказанными! Умари был уже согласен, чтобы враги вернулись и продолжали: он бы стерпел. Теперь, когда эта подлая змея выползла из мозга, он выбирал физическую боль, только выбор уже был сделан.
Дверь подземелья отворилась, и Умари подумал, что палачи пришли по его душу, но вместо них на пороге почему-то возник его друг и сослуживец по имени Ильяс.
– Умари! – на красивом лице Ильяса отобразилось страдание. – О, Господи… Что они сделали с тобой?!..
Он крикнул кому-то в коридоре:
– Скорее сюда! Он здесь, он жив!..
…Ильяс теперь был также далёк, как и все, пришедшие затем: завернувшие его в плащ, донесшие его до повозки, доставившие его в госпиталь, сочувствовавшие, говорившие: «Молодец!» и «Держись!» и вопрошавшие врачей, будет ли он жив…
По вине Умари никто не погиб. О том, что он сломался, не знало ни одно живое существо. Предательство не оставило следа, – кроме потери самоуважения, отвращения к себе и невозможности смотреть друзьям в глаза. Раны затянулись, кости срослись, позор остался в сердце, мешая спать и выжигая внутренности.
Не в силах терпеть в одиночку, он решился рассказать правду навестившему его в госпитале Ильясу.
Госпиталь был устроен в чьем-то заброшенном особняке. Умари разрешили ходить, и друзья вышли прогуляться. Медленно брели они по саду: Умари опирался о трость, Ильяс, в новом мундире, выглядел подтянутым и свежим. Высокий и спокойный, он молча шёл рядом с Умари, хмурость друга принимая за последствие пережитого им ужаса и не стараясь развеять её ненужной болтовнёй.
Друзья присели на каменную скамью напротив клумбы. Тёплый ветер шевелил их волосы и цветы на клумбе: лиловые, бархатные, с глазками и мохнатые лёгкие иголочки розовых астр.
– Курт теперь майор, – сообщил Ильяс между прочим.
– Да что ты, – безэмоционально отозвался Умари, думающий о своём.
– Да, он же отличился во время штурма. Кстати, он собрался жениться.
