По сути, «Пролог»
Тонкий деревянный пруток расшурудил сырые поленья, и в ночной холодный воздух взметнулся столб ярко-красных искр. Влетев на высоту трёх метров, они друг за дружкой догорели и превратились в невидимый пепел.
Максим Ефименко поёжился от холода и придвинулся ближе к огню. Боль в простреленной руке заставила поморщиться. Вокруг лагеря людей горят семь костров. У каждого дежурит часовой. Монстры, которыми являются звери этого мира, могут появиться в любой момент и нарушить зыбкую тишину.
Саша Бодров осторожно высунулся из палатки. Тихо выругавшись, спрятался обратно и спустя секунду появился с автоматом в руке. С трудом встав, прихрамывая, пошёл к костру Максима. Положив заранее прихваченный коврик на сырую землю, попытался сесть, ворча словно старик. Наконец-то сумев, с блаженством вытянул левую ногу и принялся массировать её чуть выше колена.
– Болит? – тихо спросил Максим.
Саша кивнул:
– Уснуть не могу. Тянет ужасно. Хоть волком вой… Как твоя рука, Макс?
– Нормально, Саш. Болит, и это хорошо. Значит, есть чему болеть. Жаль, что кость зацепило. Хрен дождёшься теперь, когда она срастётся…
Булат Мусин и Денис Нугуманов бесшумными тенями возникли из темноты, не забыв синхронно прорычать: «Свои!» Максим и Саша опустили стволы автоматов. Часовые у других костров зашевелились, но лишних вопросов задавать не стали. Возвращения разведчиков ждали вечером, но они немного задержались и объявились в полночь.
Присев на корточки рядом со стопкой сырых дров, Денис подкинул в огонь два полена и сказал:
– Мы всё проверили. Погоня отстала. Из двенадцати оставленных ловушек они напоролись на семь. Сколько человек отряд погони потерял, понять не смогли, потому что зверьё не медлит. Судя по крови: минимум три десятка потеряли. Утром нужно снимать лагерь и выдвигаться в горы. Мы рискнули забраться на перевал и смогли увидеть свечение. Город Феррум совсем близко. Его башню ни с чем не спутать. Отсюда получается около двух сотен километров пути.
– Я думал, что вы не вернётесь… – Сашка, постанывая, лёг на коврик. – Было сложно?
Булат прилёг рядом, сунул травинку в рот и ответил:
– Ну как сказать… пострелять пришлось. Пару раз нас чуть не сожрали. Как думаешь, трое суток в местных джунглях могут быть простыми?
– Вот поэтому я боялся, что не вернётесь – сказал Саша и замолчал.
Максим начал думать. Из Иерихона, после ожесточённого боя и провала тщательно спланированной операции по спасению товарищей, выбраться удалось благодаря чуду. На начало боя, когда весь отряд был в сборе, было сто семь человек. После того как погоню удалось сбросить в джунглях, осталось пятьдесят два человека. Пятидневный переход по местам, где ещё не ступала людская нога, унёс жизни ещё пятерых. Итого сорок семь бойцов, из которых семнадцать имеют лёгкой и средней тяжести ранения. Тяжело раненных одиннадцать. Девятнадцать человек, к которым Максим не относится, сумели выйти из боя целыми и невредимыми.
За пять дней отряд прошёл около ста километров. До города Феррум, который является самым крупным добытчиком железа этого мира, двести километров по прямой. Через горы. Сложный маршрут, который выдержат не все. Если идти в обход, то расстояние увеличится минимум в три раза. Время – то, чего почти нет. Раненым нужны лекарства. Отряд должен добраться до Феррума как можно быстрее.
Денис, поборов себя, спросил:
– Все живы?
Максим кивнул и сказал:
– Все живы, но хорошего мало.
Ольга Баркова вышла из самой крупной палатки. Опустив руки в котелок с холодной водой, принялась смывать с них кровь. Следом за ней вышла Раиса Серкова. Приблизившись к костру, встала за спиной максима. Прошептала:
– Этот мальчишка… якут… его звали Талбан… сколько ему было?
– Ему было девятнадцать, – ледяным голосом сказал Максим. – Сука, я так больше не могу…
– Ты так больше не можешь? – Котелок отлетел в сторону. Ольга Баркова, с ног до головы покрытая кровью, быстро подошла к костру. Сашка, ногу которого она задела, зажмурился от боли, но промолчал. – Ты так больше не можешь, Макс? Ты не можешь? Я не могу! – Ольга рухнула на колени, обхватила голову руками и завыла: – Я пыталась… я вытащила пулю, но не смогла сшить артерию… мои руки отказываются слушаться… – Перемена была резкой. Встав, Ольга громко спросила: – Этого ты добивался, Макс? Этого ты хотел? Ты понимаешь, что они умирают? Осипов может не встретить последнее утро! Кузнецов уже третьи сутки не приходит в себя! Зайди в палатку и посмотри! Зайди! Почему ты боишься зайти? Тебе стыдно?
– Заткнулась и слушай меня! – изуродованное лицо Зубаря медленно проявилось в свете костра. Он вышел из леса абсолютно бесшумно и остановился. Посмотрев на Ольгу, сказал: – Не нужно искать виноватых в случившемся. Все, погибшие и живые, приняли добровольное решение. Макс никого не заставлял. Он всего лишь тот, кто позвал. Мы пошли. Нет здесь виновных. Есть проигравшие. Всё! Посмотрите на моё лицо и вспомните, из-за кого оно стало таким. Я винил? Нет, ни единожды. Я был добровольцем. Мы, несомненно, в глубокой жопе, но сдаваться не следует. Ты, Ольга, врач. Единственный из нас, кто способен по-настоящему лечить. Хватит истерить. Просто вернись в палатку и делай свою работу. А мы будем делать свою…
Зубарь замолчал, и стало тихо. Ольга, покачиваясь, пошла к палатке. Раиса пошла следом.
– А теперь расходимся по палаткам и ложимся спать, – начал командовать Зубарь. – Все до единого. Макс, ты тоже. Я подежурю. Тем, кому не спится, советую считать овец. Если не поможет, пьём снотворное. Если и оно не подействует, то просто лежим и ждём утра. С рассветом вы нужны мне полные сил и готовые к любым трудностям. Этот чёртов Феррум, он совсем близко. Лекарства и еда будут. От Феррума до Анкора рукой подать. Там нас ждёт транспорт. Там нас ждёт дорога домой. Выполняем приказ!
Возражений не последовало. Бойцы нехотя разошлись по палаткам. Зубарь, сев у костра, стал похож на статую, смотрящую в темноту мёртвым взглядом единственного глаза.
Булат Мусин вошёл в самую большую палатку, выделенную под ночной госпиталь. От запаха гноя, мочи и дерьма его затошнило. Так пахнет смерть. Сумев подавить рвотный рефлекс, он начал помогать Раисе и Ольге. Девятнадцатилетний якут по имени Талбан был завёрнут в грязные тряпки и вынесен из палатки. Утром его тело будет закопано, а затем отряд отправится в путь.
Ольга и Раиса занялись ногами Адама Олаффсона, которые сильно посекло осколками. Швед очнулся от первого касания. Лицо перекосилось от боли, но он жестом дал понять, что терпит, и анестезия не потребуется. На пол, один за другим, начали падать бурые бинты.
