Для человека, как и для других высших животных, жизнь вида обусловлена набором инстинктивных склонностей и тропизматических[1] способностей, которыми вид, как правило, наделен. Не только дальнейшая жизнь вида зависит от адекватности его инстинктивных склонностей, но и рутина и детали его жизни в конечном счете также определяются этими инстинктами. Они являются главной движущей силой как в человеческом поведении, так и в поведении всех тех животных, которые проявляют самостоятельность или осмотрительность. Человеческая деятельность в той мере, в какой о ней можно говорить как о поведении, никогда не может выйти за рамки этих инстинктивных предрасположенностей, по инициативе которых человек предпринимает действия. Ничто, кроме того, что отвечает этим врожденным склонностям человека, не входит в человеческую схему вещей, которые желательно сделать. Только эти врожденные склонности делают что-либо имеющим смысл, и из их работы вытекают не только цель и эффективность жизни, но и ее существенные удовольствия и боль.
В последнее время термины «инстинкт» и «инстинктивный» больше не встречаются среди специалистов тех биологических наук, в которых они когда-то пользовались большой популярностью. Специалисты, занимающиеся психологией поведения животных, старательно избегают этих понятий, и в этой осторожности они, несомненно, правы. Для такого использования эти слова, похоже, больше не подходят в качестве технических терминов. Они утратили необходимую четкость определения и последовательность коннотации, очевидно, в результате распада под более тщательным анализом, чем тот, которому ранее подвергались явления, входящие в эти понятия. В таких биологических науках интерес сосредоточен не на вопросе о том, какие действия могут быть обусловлены врожденными склонностями или предрасположенностью вообще, а скорее на определении несводимых психологических и, более того, физиологических элементов, из которых складывается поведение животных. Для этой цели «инстинкт» – понятие, имеющее слишком слабое и шаткое определение, чтобы отвечать требованиям точной биологической науки.
Для наук, занимающихся психологией человеческого поведения, несомненно, желателен такой же поисковый анализ элементарных фактов поведения; и при таком более тщательном изучении этих фактов, несомненно, окажется, что и здесь широкое понятие «инстинкт» имеет слишком неточный характер, чтобы служить потребностям исчерпывающего психологического анализа. Но потребности исследования природы и причин роста институтов не совсем такие же, как потребности такого психологического анализа. Генетическое исследование институтов касается роста привычек и обычаев, обусловленных материальной средой, а также врожденными и постоянными склонностями человеческой природы; и для этих склонностей, проявляющихся в процессе культурного роста, нет лучшего обозначения, чем избитое временем понятие «инстинкт».
В свете последних исследований и предположений вряд ли стоит сомневаться в том, что каждая из этих различимых склонностей может быть проанализирована на основе анализа более простых составных элементов квазитропизматической[2] или физиологической природы[3]; но с учетом повседневного опыта и общеизвестности не вызывает сомнений и то, что эти простые и неоспоримые психологические элементы человеческого поведения делятся на составные функциональные группы и, таким образом, образуют специфические и детерминированные склонности, предпочтения, способности, которые в рамках социальных наук должны рассматриваться как безусловные черты человеческой природы. Действительно, выходит, что именно в конкретном группировании и объединении этих конечных психологических элементов в характерные линии интересов и склонностей можно окончательно отличить природу человека от природы низших животных.
Эти различимые врожденные склонности, классифицированные как «инстинкты», имеют общую характеристику: все они вместе и каждая в отдельности, более или менее императивно, предполагают объективную завершенность действия. С другой стороны, что отличает один инстинкт от другого? Каждый из них устанавливает отличные от объективной цели любого другого инстинкта, характерные цель, задачу или объект, которые должны быть достигнуты. Инстинктивное действие телеологично[4], осознанно, и данные масштаб и цель каждой инстинктивной склонности характерно отличаются от всех остальных. Несколько инстинктов являются телеологическими категориями, в разговорном обиходе их различают и классифицируют на основании их целенаправленности. Поэтому, учитывая, как этот термин используется здесь и как он понимается в настоящее время, инстинкты не должны определяться или описываться ни в механических терминах тех анатомических или физиологических способностей, которые казуально лежат в их основе или вступают в действие при функционировании любого данного инстинкта, ни в терминах движений ориентации или таксиса[5], участвующих в функционировании каждого из них. Отличительная черта, по которой идентифицируется любой данный инстинкт, обнаруживается в особом характере цели, к которой он побуждает[6]. Инстинкт, в отличие от тропизматического действия, предполагает сознание и приспособление к цели, на которую он направлен.
Разумеется, здесь ставится цель не установить или предписать определение понятия «инстинкт» в целом, а только указать, насколько возможно, какой смысл вкладывается в этот термин, как он здесь используется. В то же время считается, что определение понятия не вредит ни разговорному употреблению, ни употреблению специалистами, которые использовали этот термин в научных дискуссиях, особенно в обсуждении инстинктивных склонностей человека. Однако не следует забывать, что данное определение может оказаться непригодным или, по крайней мере, сомнительным в применении к тем более простым и непосредственным импульсам, о которых иногда по традиции говорят как об «инстинктивных», даже в человеческом поведении, – импульсам, которые с большим успехом можно было бы назвать «тропизматическими».
В отношении поведения животных, например, а также таких прямых и непосредственных импульсивных действий человека, которые справедливо относить к животному поведению, часто возникает некоторое недоумение по поводу проведения границы между тропизматической активностью и инстинктом. Известно, что действия, обычно признаваемые инстинктивными, сильно различаются между собой по степени прямоты или непосредственности, с которой происходит данный ответ на стимул. В этом отношении они варьируются от таких реакций, которые трудно отличить от простого рефлекторного действия, с одной стороны, до таких, которые сложно признать инстинктивными из-за степени размышления и обдумывания при их выполнении, с другой стороны. Путем неощутимой градации низшие (менее сложные и обдуманные) инстинктивные действия сливаются в класс явных тропизматических чувствительностей, без возможности определить с помощью какого-либо надежного теста, где должна заканчиваться одна категория и начинаться другая
