Дорогой мой человек, читатель, давно уже я хотел начать эти заметки и рассказы, но вероятно только сейчас они стали для меня необходимы так же, как мои изобретения и научная работа. Почему? Я надеюсь, это станет ясно само собой, когда Вы будете читать эту повесть. А сейчас давайте перенесемся вместе с моим другом, моим вторым я, в Советский Союз начала семидесятых, в монументальный Дворец культуры ЦАГИ в подмосковном Жуковском. Идет закрытая партийная конференция прославленного института, обсуждаются поистине грандиозные планы развития советской авиации. Ещё нет ни минуты застоя в советской науке и технике, конкурс для поступления на Факультет летательной техники Физтеха пока еще 12 человек на место (и на это место претендуют ребята из лучших физматшкол!). В президиуме конференции министры обороны и авиационной промышленности, высшие партийные и советские чиновники. Это было в порядке вещей, ведь в тридцатых годах товарищ Сталин лично присутствовал на партконференциях ЦАГИ. Институт был создан в 1918 году по инициативе Н. Е. Жуковского и А. Н. Туполева при личной поддержке товарища Ленина; в тридцатых годах на строительстве аэродинамических труб ЦАГИ и города Жуковского работали две трудовые армии. Конечно, институт был родное дитя Страны Советов по своей организации, приоритетам и по духу.
В конце конференции шестьсот человек в партере и президиум на сцене встали, вытянулись по стойке «смирно», и начали петь партийный гимн Интернационал. Это была рутинная процедура и наш свидетель того времени слышал пение гимна много раз, даже в детстве, поскольку «Интернационал» долгое время был гимном Советского Союза. Родители моего друга назвали его Интер, потому что они свято верили в идеи Коминтерна и воспитывали его в атмосфере всеобщей поддержки интернационализма. Но только в этот момент, на этой партийной конференции ЦАГИ, встав с кресла в партере зала вместе с учеными, инженерами, представителями рабочей аристократии, и глядя на лица людей в президиуме, Интер остро почуствовал, насколько фальшивой стала эта процедура пения гимна на партийных конференциях. Слова гимна не соответствовали реальной жизни всех присутствоваших, но особенно резко идеи гимна расходились с жизнью, целями и делами людей в президиуме.
Прямо перед ним, в президиуме, стоял Борис, ещё молодой советский патриций, заместитель начальника научно-технического управления в Минавиапроме. Он был известный бонвиван, автор и пересказчик множества циничных шуток обо всём советском (руководстве, образе жизни). Однако здесь он пел гимн на показ истово, как теперь поют чиновники в церкви. Он не был злым или плохим человеком, как и многие другие, которые лицемерили тогда и теперь, чтобы удобно было в повседневной жизни. Однако, весь советский строй держался на круговой поруке в неявном признании того факта, что идеалы коммунизма, которыми было очаровано поколение наших отцов, стали только формальной молитвой для огромной партии, которой управляли вожди по строгим правилам религиозной секты.
А могли ли мы жить иначе? Нет, конечно: сила солому ломит. Можно было не соглашаться, стать диссидентом, мучеником, но невозможно было стать реформатором. Большинсво людей в Советском Союзе, не без оснований, боялись любых политических и экономических реформ. И «мундиры голубые и послушный им народ», как тогда, так и теперь, выбирали вечное «меньшее зло» и предпочитали быть среди тех, кто «наши».
В тексте «Интернационала» говорится, что «лишь мы, – работники всемирной великой армии труда, – владеть землей имеем право, а паразиты никогда!». Прекрасно, но попробуйте ответить сами себе на вопрос, кто они такие эти паразиты и какие средства могут быть применены против них без вреда для всемирной армии труда?
В середине 1970-х я имел счастье некоторое время работать вместе с замечательными американскими инженерами в Миннеаполисе. Это были одни из лучших представителей великой армии труда, и как профессионалы и как люди. Однажды мы проезжали мимо красивых домов посёлка, обнесенного колючей проволокой с вышками для вооруженной охраны. «Здесь живут люди, которые сами никогда не работали, и их дети тоже могут не работать», – с понятной неприязнью по отношению к паразитам сказал мой американский приятель. Тогда я сочувственно кивнул ему. Теперь я понимаю, что мы были слишком категоричны: ведь деньги этих паразитов всё-таки работали на общество.
Великая армия труда, к которой я и себя отношу, сильно изменилась и продолжает изменяться с течением времени. В начале правления Горбачева умный и честный Л., начальник главка в Минавиапроме, читал лекции о научно-техническом прогрессе в Высшей партийной школе при ЦК КПСС. В своей лекции он привел статистику, ясно показывающую огромный рост автоматизации производства и, как следствие этого, скорое исчезновение пролетариата. Сразу же после лекции Л. была лекция о необходимости диктатуры пролетариата в советском обществе. Эту лекцию читала (в букальном смысле этого слова) женщина – третий секретарь Московского горкома. Двое «умненьких Вовочек» из числа студентов Высшей партийной школы стали донимать лекторшу вопросами, мол, как же это может быть, чтобы исчезающе малая группа мало образованных людей (смотрите статистику!) претендовала на то, чтобы руководить обществом. Разразился скандал, дама в гневе покинула аудиторию. Л. пробовали воспитывать, но он упорно твердил, что он читает лекции о научно-техническом прогрессе, а не по идеологии правящей партии, где, по его мнению, необходимо иметь квалифицированных специалистов. Он был прав. Огромное большинство советских инженеров и ученых, занимавших директорские должности, сделало свою карьеру в системе, где не понимающий ничего в их профессиональном деле, как правило, хамоватый (пролетарский!) партийный руководитель давал им «ценные указания»: «вперед, нужно ускорить!» и т. п.
Эта особенность советской системы тесно связана с одним из призывов гимна «Интернационал»: «Весь мир насилья мы разрушим до основанья, а затем мы наш, мы новый мир построим: кто был ничем, тот станет всем!»
В результате в правящей партийно-советской верхушке оказалось множество полуграмотных властолюбцев, которые кичились и защищались своим происхождением «из рабочих». Конечно, этот слой самовоспроизводился из поколения в поколение до самого последнего времени.
Эти люди, с благословления товарища Сталина, присваивали себе почетное звание-профессию: «инженеры человеческих душ». Чтобы никто не обижался на их хамство, они возвеличили Маяковского, назвав его «лучшим поэтом современности» и цитировали его стихи, обращаясь к настоящим работникам великой армии труда: «сочтемся славою, ведь мы свои же люди, и пусть нам общим памятником будет построенный в боях социализм!». «Свои, наши» это важнейший элемент в системе управления обществом и тогда, и теперь. Хуже всего то, что это понятие так естественно внедрилось в подкорку всех руководителей, что этим пользовались вполне добропорядочные люди, такие, как мой старший товарищ и начальник лаборатории в ЦАГИ. Уговаривая меня согласиться с секретарем партбюро, он привел такой довод: «конечно, он дерьмо, но он наше дерьмо». Но и тогда, и сейчас справедливо, что «осел останется ослом, хотя осыпь его звездами, где надо действовать умом, он только хлопает ушами».
