© Леонид Пронский, 2016
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Необычный жанр этого произведения объясняется желанием автора дать возможность российскому читателю прочесть знаменитого «Государя» Никколо Макиавелли (1469—1527) по-новому, но при этом в чем-то – даже и более аутентично, чем в его традиционных изданиях.
Небольшой трактат «Государь», написанный великим флорентийцем более 500 лет назад (в июле-декабре 1513 года), был адресован прежде всего конкретному правителю – внуку знаменитого Лоренцо Медичи Великолепного (1449—1492) Лоренцо II Медичи (1492—1519), которого автор надеялся вдохновить и подвигнуть на великое дело – объединение разрозненной тогда Италии. Считая эту цель священной, Макиавелли советовал ему не стесняться в средствах, что и получило впоследствии название «макиавеллизма».
Сам же Макиавелли в этом трактате старался доказать, подкрепляя свои обобщения и выводы многочисленными примерами из древней и современной ему истории Европы (и, в особенности, родной ему Италии), что государям и нельзя действовать иначе, поскольку такова природа людей и самой политики как искусства управления государством. В итоге трактат его приобрел характер краткого руководства по искусству политики и впоследствии стал настольной книгой для многих государей Европы и мира (одним из первых ее приказал перевести для себя и своих детей турецкий султан Мустафа III – младший современник Макиавелли).
Но для российского читателя знаменитая книга Макиавелли обладает тем недостатком, что все примеры ее почерпнуты из нерусской истории, которая нашему читателю либо плохо известна, либо неинтересна, и потому трактат великого флорентийца не обладает для нас той степенью поучительности, которую он, несомненно, имеет для читателя европейского. Поэтому мы и сочли полезным перевести это выдающееся произведение не только на наш язык (что давно уже сделано другими1), но и, так сказать, – на язык российской политики, наполнив его примерами из нашей собственной истории, в том числе и новейшей. При этом все общие положения и выводы здесь принадлежат самому Макиавелли (или сформулированы в его духе), но все иллюстрации к ним принадлежат нам.
Что из этого получилось – судить читателю.
Леонид Пронский: Мессер, позвольте начать с одного личного вопроса.
Что побудило Вас написать вашего «Государя»?
Никколо Макиавелли: Несчастия моей родной Италии, мой многолетний опыт в ее делах и непрестанное изучение дней минувших. Положив немало сил и усердия на обдумывание всего того, что я успел узнать, я заключил свои размышления в небольшом трактате, которому и дал название «Государь», намереваясь преподнести его в дар Его светлости Лоренцо деи Медичи. Пусть не сочтут за дерзость, что человек ничтожного и низкого звания взялся обсуждать и направлять действия государей. Как художнику, когда он рисует пейзаж, надо спуститься в долину, чтобы охватить взглядом горы и холмы, и – подняться в гору, чтобы охватить взглядом долину, так и здесь: чтобы узнать характер народа, надо быть государем, а чтобы постичь природу государей, надо принадлежать к народу.
Знаю, что многие писатели и даже молодой наследник короля Пруссии, движимые благородными чувствами, составили подробные опровержения моего трактата2. Но мне по-прежнему нечего добавить к словам моего соотечественника3, заметившего как-то, что упомянутому государю следовало бы писать свое опровержение не до, а после того, как ему самому уже довелось поцарствовать. Имея намерение написать нечто полезное для людей понимающих, я предпочел следовать правде не воображаемой, а действительной, в отличие от многих, кто изображает республики, каких в действительности никто не знавал и не видывал. А расстояние между тем, как люди живут и как должны бы жить, столь велико, что государь, отвергающий действительное ради должного, действует скорее во вред, нежели на благо. Желая исповедовать добро во всех случаях, он неминуемо гибнет сам и губит свое государство, сталкиваясь со множеством людей, чуждых добру.
Почему наш царь Николай II потерял власть над Россией?
Н.М.: Любого государя подстерегают две опасности – одна изнутри, со стороны подданных, другая извне – со стороны сильных соседей. С внешней опасностью можно справиться при помощи хорошего войска и хороших союзников; причем тот, кто имеет хорошее войско, найдет и хороших союзников. Что же касается подданных, то они состоят из знати и народа, ибо нет страны, где не обособились бы два эти начала. Знать желает подчинять и угнетать народ, народ же не желает находиться в угнетении; поэтому взаимная их вражда и ненависть друг к другу естественны и неустранимы. Из этой-то вражды и ненависти и возникает власть государя, под защитой которого каждая из сторон надеется блюсти свои интересы.
Поэтому государь, желающий обуздать народ, всегда может рассчитывать на знать, а желающий укротить знать всегда может рассчитывать на поддержку народа. Когда ваш первый царь, Иван IV почувствовал сопротивление и даже угрозу себе со стороны знати, он неожиданно выехал со всем двором из Москвы в Александровскую слободу, откуда прислал в столицу две грамоты: одну – боярам, другую – народу. В первой он сообщал, что «от великия жалости сердца, не хотя их изменных дел терпети, оставил свое государство и поехал где вселитися, иде же его, государя бог наставит». Народу же он отписал, «чтобы они себе никоторого сумнения не держали, гневу на них и опалы никоторые нет».
Исчезновение государя ужаснуло и тех, и других. «Х кому прибегнем и хто нас помилует и хто нас избавит от нахождения иноплеменных?», – возопил народ и бросился к хоромам знати, требуя, чтобы те покаялись перед Иваном и упросили его вернуться на царство. «А хто будеть государьских лиходеев и изменников, и они за тех не стоят и сами тех потребят», – пригрозили москвичи. Боярам пришлось повиниться перед государем и согласиться на его «опричнину», от которой последовал вскоре великий террор, загубивший тысячи знатных душ. Так этому государю удалось укротить свою строптивую знать с помощью народа.
Но и государь должен опасаться своих подданных.
Кто же из них опаснее?
На первый взгляд – народ, ибо, если он разойдется, с ним ничего нельзя поделать, так как он многочислен. Со знатью же расправиться можно, ибо она малочисленна. Кроме того, государь не волен выбирать народ, но волен выбирать знать, ибо его право – карать и миловать, приближать или подвергать опале. И все-таки знать опаснее народа, так как нельзя честно, не ущемляя других, удовлетворить притязания знати, но можно – требования народа, потому что у народа более честная цель: знать желает угнетать народ, а народ не желает находиться в угнетении. Народ многочислен, но ему труднее сговориться, поэтому он, на худой конец, лишь отвернется от государя, тогда как от враждебной знати можно ожидать и большего, ибо она дальновидней, хитрее, загодя ищет путей к спасению и заискивает перед тем, кто сильнее.
