Натали родилась в один прекрасный день в начале зимы 1989 года в самой обычной ленинградской семье. Обычной, если не считать ряда обстоятельств, достойных упоминания хотя бы ради того, чтобы понять многое из того, что произошло далее. Не бывает так, чтобы родители были в крайней степени бездарными, а у них вдруг взяло и родилось талантище. Или, наоборот, в талантливой семье вдруг появилось нечто совершенно бесталанное и заклеймило этой самой бесталанностью своих одаренных предшественников.
Так было и с Натали. Отец – художник, мать преподавала русский язык и литературу. И не только преподавала, но и неплохо в ней разбиралась. Собственно, как неплохо разбиралась и в музыке, и если бы не стала учительницей, то наверняка бы сделала неплохую карьеру в роли аккомпаниаторши или даже сольной артистки.
Они жили на окраине города, на границе городской и сельской местности, в небольшом кирпичном доме и, в общем и целом, были счастливы, как счастливы бывают те, кто, наплевав на жизненные перипетии, может позволить себе выкроить пару-тройку часов для того, чтобы послушать музыку или углубиться в чтение.
– Натали, не хулигань, дай папе поработать, видишь, папа рисует, – Анастасия часто наблюдала, как дочь пытается подражать отцу и пробует ему помочь. – Иди сюда, возьми карандаш и бумагу, рисуй тоже.
– Ты моя художница! – Сергей взял дочку на руки. – Вот вырастешь, наверняка художницей станешь!
– Вот новость, – Анастасия широко заулыбалась. – Ты представь, Сереж, в доме будет еще одна творческая натура.
– И что? В этом есть что-то плохое?
– Да нет, ничего. Просто я уже слышу эти споры об искусстве.
– О чем? – Сергей не уловил, на что намекает жена.
– Знаешь, ты много раз говорил, что не потерпишь в доме критиков. А представь, дочь подрастет, наберется ума-разума, станет приверженкой какого-нибудь ультрамодного течения. И что? Плакали твои натюрморты, – Анастасии такие разговоры определенно нравились, и она сейчас не была намерена так просто сдаться.
– Ну, а может, я одумаюсь и тоже стану каким-нибудь абстракционистом? Знаешь, Репин тоже гуашью выделывал порой такое…
– Не верю, тебя уже не переделать!
– Да ты что! Вот новость! Не знал, – Сергей посадил Натали себе на плечи, она смеялась и тянула руки к потолку.
– Не переделать, мне же не удалось – каким ты был, таким остался, как в той песне поется…
– Каааким ты быыы-ыл, таааки-им остался-яяя, – Сергей начал было тянуть песню, но Анастасия его оборвала.
– Вот-вот, о чем я говорю. Как был ребенком, так и остался.
– А ты о чем-то жалеешь? – голос Сергея стал чуть более серьезным.
– И не подумаю, – засмеялась Анастасия.
– И все же, каким ты видишь будущее нашей дочери? – Сергей снял Натали с плеч и усадил за стол.
– Я думаю, что литература и живопись уже есть в ней, она получила это от нас, у нее этого не отнимешь, согласись.
Сергей одобрительно улыбнулся и закивал головой.
– Пусть она попробует себя в том, что не сложилось как следует ни у тебя, ни у меня. Ты же тоже ходил в музыкальную школу?
– Ой, ну ты вспомнила, не было такого…
