Андрей долго ворочался и не мог заснуть. В доме было тихо, только через слуховое окно из переулка изредка доносились окрики извозчиков и поскрипывание телег. Перина казалась ему слишком жесткой, от нее затекала спина, потела и ныла шея. В голове шумело выпитое с друзьями вино, крутились какие-то мысли, образы, смех.
«Не спится на этой перине, не спится, хотя определенно должен спать как младенец. Вроде бы и надо вздремнуть, скинуть все это с себя, а что толку, если глаз не сомкнуть».
Под утро его разморило. Веки стали тяжелыми, сон накатывал легкими приятными волнами, и не хотелось замечать ничего вокруг: ни утреннего света, проникавшего через окно, ни суеты и грохота где-то в доме, ни хлопанья двери и слов «Андрей, просыпайся», «Андрей, хватит спать», «Андрей, уже утро». В очередной раз, когда Таня просунулась в дверь и, улыбаясь, хотела что-то сказать, он бросил в нее скомканным платком, попавшимся под руку. Платок ударился о стену.
– Андрюша, пора вставать!
– Который час? Нет, еще совсем рано… У меня от тебя мигрень.
– Милый, я твоя сестра и забочусь о тебе, – Таня вошла в комнату, подошла к окну и распахнула шторы. – Ты посмотри, какая красота! Только посмотри!
Андрей приподнялся, облокотился на подушки, наконец, сел и стал, кряхтя, потирать ладонью голову.
– Что там еще такое? – недовольно спросил он. – Зачем будить? Сегодня никуда не надо идти, свободный день. Посуди сама – что я, не могу спокойно поспать?
– Так первый снег выпал за ночь, полюбуйся!
– Какой снег? При чем тут снег? – ворчал Андрей.
Таня смотрела на него с искренним недоумением. Конечно, она понимала, что вчера ее брат погулял в шумной компании с такими же, как он, студентами. Такие собрания у них проходили регулярно. Собирались у кого-нибудь на квартире или ездили за Черную речку к Велицким, у которых был просторный дом с садом. От табачного дыма, висевшего плотной пеленой в гостиной, слезились глаза, вино лилось рекой. Кухарка Велицких, толстая и неуклюжая, вносила под общий гогот блюда с селедкой, печеным картофелем и жареным поросенком. Ее встречали свистом.
Самих Велицких не было дома. Обычно в начале осени и до самой зимы они уезжали в Крым. В доме оставался их сын, студент университета Василий, кухарка и ее муж, присматривавший за садом и конюшней. Прислуга была кроткой, послушной, и в дела хозяев не вмешивалась. Василий чувствовал себя барином, оставшись в доме один и при деньгах – на все про все, да еще и на учебу, на книги, которых он и в руках-то не держал.
Накануне Василий обещал, что заглянет к Андрею днем. Нехотя Андрей поправил ночную рубашку и заставил себя подняться с постели.
– Снег, обыкновеннейший снег, что в нем такого? – Андрей с трудом проговаривал слова, во рту пересохло. – Лучше вели Проше воды принести, холодной, пить страсть как охота. Хотя, может, она уже нашла себе занятие? Очередное поручение отца?
– Андрей, Андрей! Ну как тебе не стыдно! Что скажет батюшка!
– Отец? – встрепенулся Андрей и широко раскрыл глаза. – Что он может сказать? Я же учусь, студент, выучусь и буду служить вместе с ним. Всё по его воле, он мною гордится.
Отец Андрея и Татьяны, Павел Ильич, преподавал в Императорской медико-хирургической академии и был каким-то советником в морском министерстве. Чем именно он занимался, Андрея никогда не интересовало, даже в детстве, когда он любил забраться в отцовский кабинет и крутить в руках то маленькие модели кораблей, то какие-то детали, то настоящие хирургические инструменты – они лежали в плоской коробке, изнутри обтянутой бархатом.
Таня была младше Андрея. Их мать умерла родами, оставив уже немолодого Павла Ильича с двухлетним Андреем и Таней, которой был всего день от роду. Ему помогала Прасковья, тихая девчушка из крестьян-погорельцев. Так и выросли Таня и Андрей в особняке в переулке за Лиговским проспектом. По характеру, поступкам, ответственности они были прямой противоположностью друг другу. Нагловатость и избалованность Андрея не имела ничего общего с взвешенностью и спокойствием Татьяны. На проступки Андрея отец смотрел сквозь пальцы – он был слишком занят делами, иногда его вызывали среди ночи по какому-нибудь неотложному делу, присылая извозчика или офицера с донесением, и он, закутавшись в полушубок и взяв с собой портфель, крадучись, чтобы не разбудить детей, проходил по лестнице вниз. Шепотом он просил Прасковью присмотреть за детьми. Прасковья же в силу своей природной доброты и наивности старалась сделать так, чтобы Андрей ни в чем не нуждался, был накормлен и одет.
Вот и сейчас Прасковья старалась угодить Андрею. Не прошло и минуты с того момента, как Таня спустилась по лестнице и прошла в кухню, как Проша стояла в дверях комнаты с большой керамической кружкой, до краев наполненной водой.
– Андрюша, вот…
– Поставь, – грубо отрезал Андрей. – И вообще, кто разрешил тебе входить без стука. Может, я решаю какие-то важные дела?
Проша молча поставила чашку на стол и удалилась. Вполне возможно, она решила, что Андрей, совершенно растрепанный и заспанный, действительно в своей комнате решает какие-то важные дела.
– Проша, а Проша! – закричал Андрей, – Прасковья!
– Да, – Проша снова показалась в дверях, бросила взгляд на кружку, но к воде Андрей так и не притронулся.
– Где отец? Он мне очень нужен, – Андрей нервничал и пытался сообразить, что же с ним такого приключилось вчера, от чего он чувствует себя так плохо.
Прасковья задумчиво терла пальцем рукав и зачем-то разглядывала уголок шерстяного платка, который она носила столько, сколько помнил себя Андрей. Платок был серого цвета и связан как-то грубо, неумело.
– Уехал в Кронштадт, еще вчера, велел сегодня натопить в доме получше, вернется, вероятно, ночью, – покорно ответила Проша.
– Иди, – бросил Андрей. – Хотя, нет, погоди. Отец мне не оставлял денег?
– Не оставлял, Андрюша, ничего не оставлял.
– Иди, – снова произнес Андрей, рванув к столу.
В верхнем ящике у него было немного денег, пара смятых банкнот и какая-то мелочь. Конечно, все это бралось якобы на книги, бумагу, чернила и прочие принадлежности. Кое-как Андрей перебрался на второй курс. Павел Ильич лично хлопотал за него. «Помилуйте! Вы же понимаете, это будущий советник, в министерстве я всем это говорю и вам тоже», – Андрей краем уха слышал разговор отца с кем-то из уважаемых профессоров. Сам он стоял в коридоре у окна и размышлял, успеет ли он к Велицким или нет.
