Что такое структурализм и каким образом его повестка продолжает свое существование
Сегодня становится все более очевидным, что популярная словарная игра с историко-философским водоразделом между структурализмом и различными образованиями на его основе, которые якобы должны зафиксировать движения, пришедшие ему на смену, была малоинформативной и тщетной попыткой описания произошедшего. Причина заключается не только в необязательности и поверхностности вирусных спекуляций на тему постструктурализма, но и, собственно, в длящейся сегодня невозможности признать историю структурализма ни продолжающейся, ни законченной.
Поразительно, что даже специалисты по истории современной философии до сих пор не смогли определиться, должна ли в отношении структурализма идти речь о периоде или все же о методе, и вопрос этот бьет рекорды одновременно как по неразрешимости, так и по общему безразличию, которое ему сегодня адресуется. Одной из самых известных и наиболее удачных опережающих попыток закрыть его является определение, еще по горячим следам сделанное Ж. Делезом в работе «По каким критериям узнают структурализм»[1]. Небольшая по объему, эта чрезвычайно насыщенная статья содержит семь критериев, позволяющих отнести к структуралистской ту или иную теоретическую практику. При этом Делез не сообщает, как следует оценивать практики, которые отвечают не всем критериям, хотя подобную переходную форму частичной принадлежности в тот момент как раз начинала приобретать его собственная мысль. Примечательно также, что критерии носили идеологический характер в той же, если не большей степени, что и методологический – для того, чтобы считаться структуралистским, автору надлежало сделать шесть однозначных исследовательских выборов (между означающим и идеей, позиционностью и содержательностью, дифференциальным и целостным т. п.), продемонстрировав, что его письмо в достаточной степени последовательно их результатов придерживается. Последний, седьмой критерий, как бы образуя по отношению к остальным рекурсию, указывал на необходимую способность мыслителя-структуралиста совершить «бросок к практике», включающий в себя столкновения с последствиями всех предшествующих выборов.
То, что заставило Делеза в этом определении опереться на перечисление критериев, а не на выделение наиболее общего для метода свойства, по всей видимости, отвечало преобладающему в тот момент воодушевлению инструментальностью самой структуралистской мысли, операционной разнесенностью ее возможностей. Но тем самым, по всей видимости, до сих пор не была решена задача определения не столько границ или очертаний структуралистского эпизода и даже не наиболее «сущностного» в нем – поскольку это означало бы вернуться в самой процедуре определения на доструктуралистские позиции, против чего предупреждал, например, Деррида, – сколько самого условия создания структуралистских теорий. Речь, таким образом, должна идти не просто о еще одной характерной черте, а о формулировании возможности; не о той структуре или структурах, которые могли быть использованы и реализованы в самой в структуралистской мысли, а о процедуре, впускающей саму эту реализацию.
Обозначить процедуру такого рода возможно через следующее определение. Структурализм – это общее именование для изобретения теоретических операций, которые создавали бы некоторую конкретную необратимость, особую irreversibleness, на основании которой возникает теоретическое производство. При этом участвующие в создании этой необратимости операции должны быть – и это неотъемлемая часть определения – отделены от вытекающих из них теоретических практик и предшествовать им логически, даже если формулирование этих операций происходит в последействии, на полном ходу уже происходящего развертывания теории.
Это нуждается в некоторых пояснениях. С одной стороны, очевидно, что любое новое теоретическое начинание всегда настаивает на безальтернативности и необходимости предложенной в нем процедуры познания и связанной с ней операции, но только в структуралистской практике необратимость оказывается продуктом операции совершенно отдельной, реализуемой на иных условиях, нежели все прочие суждения и теоретические расширения, наполняющие созданное этой операцией пространство.
Именно с этой точки зрения следует в том числе рассматривать выделенные Делезом черты метода. Так, очевидная вплоть до необсуждаемости сконцентрированность структуралистских авторов на инстанции означающего не была независимым порождением специальной методологической новации, выполнявшей также прикладную роль в анализе прочих явлений – общества, политики, искусства и т. п. Напротив, означающее выступило на первый план, поскольку каждому из этих авторов изначально предстояло самому найти означающее или ряд означающих, которые бы решали задачу создания первичной теоретической неустранимости. Это решение могло касаться любой части или региона ситуации, но внутри этого региона всегда было единственным.
Так, для обновляющего теоретического выдвижения психического региона Лакан вводит означающее «желание», которое, увидев в нем со временем утечку проблематизации, он дополняет и частично заменяет «тревогой», и которое независимо от имени должно было исполнить задачу описания такой структуры, которая неизбежно выступала в субъекте заграждением для собственных же последствий, провоцируя общую неустранимую задержку (то, что Лакан в своих семинарах называет «необходимостью», la nécessité). Для региона сопряжения социального и психического Фуко вводит означающее «власть», которое решает вопрос необратимости иначе – посредством сделанного Фуко концептуального комментария власть оказывается вездесущей и благодаря этому постоянно образующей локальные эксцессы, которые, создавая концентрацию отношений власти в новом месте, тем самым этой вездесущности активно препятствуют. Таким образом власть образует пространство (но) без какой бы то ни было протяженности. Решение Альтюссера, близкое по региону осуществления к решению Фуко, имеет другую конфигурацию: марксистское положение о примате экономической детерминации, дополненное Альтюссером источниками детерминирования на ином уровне, описывалось теперь через невозможность в каждой точке установить, какой тип детерминации в действительности является детерминацией «в конечном счете». Детерминация в качестве процедуры оказывается, таким образом, предваряющей (но) без допущения какой бы то ни было диахроничности.
