Облик – это внешне узнаваемая форма, совокупность наблюдаемых характеристик, отличительные черты лица, которые позволяют его узнать. У каждого из нас есть свой фенотип, по которому другие нас узнают. Наш облик, таким образом, важен для нас, поскольку наша внешность уникальна именно благодаря чертам, его составляющим. В этой книге я использую аналогию с телесным обликом для изучения некоторых типов искажения демократии. В политической мысли аналогия с «телом» использовалась с самых первых размышлений о политике. В теориях политической легитимности главным вопросом выступала сущность политического тела, то, что определяет его в качестве политического. Так, Жан-Жак Руссо доказывал, что если граждане подчиняются законам, которые не сами они устанавливают, система, при которой они живут, не является политической, хотя они и могут так ее называть, поскольку автономия их суверенной воли – вот сущность, составляющая политическое тело. Но я буду следовать не этому образцу. Я не буду изучать сущность политического суверенитета. Скорее я использую «облик» или видимые очертания в качестве указания на политический порядок, то есть в качестве своеобразного фенотипа, по которому мы распознаем тот или иной порядок в его отличии от других систем. Тиранический режим характеризуется определенными чертами, то есть имеет такой облик, по которому наблюдатель может уверенно судить о природе этого режима; к его чертам относится отсутствие регулярных выборов, разделения власти и билля о права. Точно так же демократическое общество обладает определенными признаками, принадлежащими только ему и позволяющими его опознать. И в том облике, который демократия являет миру, я обнаруживаю определенные искажения. Вот в каком смысле я использую эту аналогию в данной книге. В первой главе я дам портрет основных черт, составляющих облик демократии, то есть процедур, институтов и публичного форума мнений. В последующих главах я займусь выявлением и анализом некоторых типов искажения, которые, пусть они и не меняют формы правления, могут считаться заметными изменениями во внешне наблюдаемых качествах демократии. Слово «искажение» предполагает негативную оценку, а не только описание. Три типа искажения, которые я описываю в этой книге, представляются весьма тревожными переменами. Выявляя и анализируя их, я намереваюсь привлечь внимание читателей к этим нарушениям, чтобы как-то исправить их, а в заключении я предлагаю несколько правовых нововведений.
Предлагаемое мной исследование вращается вокруг идеи демократии как правления посредством мнения. В частности, как я объясняю в первой главе, оно опирается на посылку, согласно которой представительная демократия является диархической системой, в которой «воля» (под которой я имею в виду право голосовать, а также процедуры и институты, которые регулируют формирование правомочных решений) и «мнение» (под которым я подразумеваю внеконституционную область политических мнений) влияют друг на друга и действуют совместно, не сливаясь при этом друг с другом[1]. Общества, в которых мы живем, являются демократическими не только потому, что в них есть свободные выборы и несколько политических партий, конкурирующих друг с другом, но и потому что они допускают эффективную политическую борьбу и столкновения различных соперничающих друг с другом мнений; они обещают, что выборы и форум мнений сделают институты местом легитимной власти, выступающей одновременно объектом контроля и проверки. Концептуальное описание представительной демократии в качестве диархии включает два тезиса: во-первых, воля и мнение – это две сферы власти суверенных граждан; во-вторых, они различны и должны оставаться обособленными, хотя и нуждаются в постоянной коммуникации. Основываясь на этой посылке, я предлагаю теоретико-критическое исследование трех наблюдаемых черт, которые в недавнее время проявились в современных демократических странах и стали предметом исследования политологов, исследований, призванных решить проблему неудовлетворительности результатов, порождаемых демократическими процедурами. К этим чертам относятся эпистемические и неполитические искажения делиберации, а также реакция популизма и плебисцита зрителей, выступающих против представительной демократии. Эпистемические воззрения, популизм и плебисцит зрителей, каковым бы ни были их различия, предполагают односторонний и выражающий презрение к диархической конфигурации демократии взгляд на форум мнения.
Конечно, неудовлетворенность демократией сама является частью истории демократии, в демократических обществах она постоянно воспроизводится, а право на свободу слова и свободу собраний, имеющееся у граждан, позволяет искренне и публично высказывать эту неудовлетворенность. Демосфен говорил, что Афины – это город, позволяющий своим гражданам ставить конституцию Спарты выше афинской, Николло Макиавелли возражал критикам народного правления, указывая на то, что «о нем всякий может злословить свободно», а Александр Майклджон во время холодной войны заявил, что в США следует позволить критикам-коммунистам свободно высказываться, поскольку «бояться идей, любой идеи, – значит быть не готовым к самоуправлению»[2]. Терпимость и свобода слова позволили афинской демократии развиваться вместе с ее «врагами», олигархами, и это доказало либеральный характер афинского общества, которое не отказывало ни своим противникам, ни иностранцам в свободе выражения, поэтому у Еврипида Федра желает, чтобы ее дети жили там «свободные и гордые»[3]. Что касается современных демократий, где свободы защищаются биллями о правах и писаными конституциями, на процесс их стабилизации в последние два с половиной века важное влияние оказывали противники демократии, которые временами даже приостанавливали его. Однако с завершением холодной войны эта форма правления смогла завоевать всемирное признание. Сегодня у демократии нет легитимного конкурента; трудно представить какой-то другой тип правления, который бы относился к гражданской и политической свободе с бо́льшим уважением.
Однако планетарное одиночество демократии не делает ее неуязвимой. Недавно теоретики политики стали указывать на возникновение двух сопутствующих друг другу феноменов, выступающих поводом для беспокойства: с одной стороны, это приватизация и концентрация власти в сфере формирования политического мнения, а с другой – рост демагогических и поляризованных форм консенсуса, которые раскалывают политическую арену на узкопартийные, враждебные друг другу группы. И это не какие-то случайные характеристики, а признаки преобразования публичной сферы в массовых демократиях, вызванные столь разными явлениями, как упадок легитимности политических партий, выступающих инструментами представительства, и эскалация экономического неравенства. Оба феномена оказывают прямое воздействие на распределение «права голоса» и влияния в политике.
