ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
ЗАГЛЯНИ В МОЮ ДУШУ…
Карпаты.
Горное село Ярославка.
В тот день, десятого июня 1942 года, происходило что-то ужасное. Казалось, само небо решило уничтожить все живое и неживое на этой грешной земле.
В один миг солнце исчезло за беспросветными черными грозовыми тучами, налетел могучий, яростный ветер. На улицах и дворах поднялась неимоверная пыль, старые лесные деревья-великаны склонились перед ураганным повелителем. Заскулили испуганные сельськие собаки, безнадежно ища защиты в своих конурах, замычали в хлевах коровы, предчувствуя смертельную опасность.
Словно бумажные листочки, громко зашумели на крыше дома Билычей кусочки черепицы.
– Отче наш! – стояла на коленях и, заломив руки перед иконой, ревно молилась перепуганная старая повитуха Мелана. Она принимала у молодой Анны уже пятые роды. – Прости нам страшные грехи и помилуй нас, яко и мы прощаем должникам нашим…
Роженица громко стонала на кровати, корчась от нечеловеческой боли. Она мучилась уже почти сутки. Ребенок не выходил. Несчастную покидали силы. В хозяйстве даже распахнули настежь двери хлевов и сараев, как заведено, когда у женщины тяжелые роды. Под голову ей повитуха положила свадебную рубашку. Еще подожгла пучок освященной сухой травы и несколько раз обкурила дымом измученную Анну, но ничего не помогало.
Муж роженицы, Михайло, с четырьмя маленькими дочерьми сидел в соседней комнате и, зажав кулаки, нервно ожидал. Его не волновали ни ураганный ветер за окном, ни бесконечные стоны жены, которые с каждым разом все ослабевали и ослабевали.
– Если родит мне еще одну девку – выбью из нее душу! – сердито предупредил повитуху. – А дите утоплю и пущу по реке.
– Сохрани, Господь! – испуганно крикнула и перекрестилась Мелана. – Ты с ума сошел? Не ведаешь, что говоришь! Разве Анна виновата, что Бог вас дочками радует? Не сама же выбирает!
– Я тебя предупредил! – будто и не слышал слова Меланы Михайло. – Хватит! Мужских рук в семье не хватает, а она наплодила ртов на мою голову! – кивнул в сторону испуганных девочек. Шестилетняя Калинка, пятилетняя Агафья, четырехлетняя Аленка и годовалая Марийка прижались друг к другу возле печки. Боялись суровго отца, как огня. Никогда не слышали от него ласкового слова.
– Делай, что хочешь, а родиться должен мальчик!
Внезапно все засветилось, зашумело, загрохотало, словно тысячи пушек одновременно выстрелили.
Повитуха обхватила голову руками и упала на пол.
На несколько секунд воцарилась мертвая тишина. Лишь Анна слабо постанывала.
Мелана осторожно встала и подошла к окну.
От увиденного лицо женщины побледнело, в широко раскрытых глазах застыл ужас. На дворе стемнело, будто наступила глубокая ночь. Только раз за разом раскаленными огненными мечами небо разрезала беззвучная молния. Лес полностью скрылся из виду, лишь слышался шум листьев и треск толстых веток, ломающихся под силой сумасшедшего ветра. Он разгулялся, словно полноправный хозяин на этой земле, безжалостно уничтожая все вокруг.
Повитуха перекрестилась.
– Помилуй нас, Господи, по великой милости Твоей, и по множеству щедрот Твоих очисти беззакония наши… – с молитвой на устах медленно подошла к Анне. Взяла большое полотенце, слегка перевязала над животом роженицы.
– Все, – тяжело выдохнула Мелана, – больше ждать нечего. Или родишь, или… – на минутку замолчала. – Глубоко вдохни, – попросила Анну, – а как затяну полотенце – резко выдыхай и тужся, что есть сил.
Несчастная открыла рот, вдыхая на полную грудь, и замерла в ожидании команды.
– Давай! – крикнула Мелана и со всей силы навалилась на живот, выдавливая плод.
– А-а-а! – в исступлении заорала Анна, выпуская воздух и… последние силы…
Вдруг небом прокатился такой мощный раскат грома, что, казалось, земля содрогнулась. Зазвенели оконные стекла.
Мелана остановилась, опять перекрестилась и начала громко молиться:
– …ибо свои беззакония знаю, и грех мой пред Тобою есть вина. Тебе единому я согрешила и перед Тобою лукавое сотворила…
– Го-о-споди! А-а-а!!! – обливаясь потом и слезами, не своим голосом горланила Анна. – Больше не могу-у!!!
– Давай! Еще раз! Вместе со мной! Тужся! Выталкивай его! Сильнее! – кричала повитуха.
– М-м-м! – сцепив зубы, закатила глаза и тужилась из последних сил молодая женщина.
Тем временем за окном ветер, гром и молния разбушевались наполную. Уже еле держались на корнях, обессиленные от неравной борьбы с ураганом, деревья, разгневанное небо с неистовой силой швыряло огненные стрелы молний, раскаты грома слились в ужасающий грохот.
Но женщины уже не замечали смертоносной стихии.
– Еще! – профессионально командовала Мелана. – Всего разок! Ну! Давай!
Анна послушалась, напряглась изо всех сил и…потеряла сознание…
На свет появился мальчик. Вместе с ним в последний раз грянул гром, засветила молния, успокоился лютый ветер.
Уставшее небо благословило землю тихим и спокойным дождем.
Повитуха омывала лицо измученной женщины холодной водой и слегка похлопывала по щекам. Роженица очнулась.
– Ты родила… сына… – испуганно прошептала Мелана.
Анна отвернулась к стене, крепко сжала веки. Губы ее задрожали.
– Он… живой, – уже совсем тихо, чтобы никто из домашних не услышал, молвила старуха.
Истерзанная тяжелыми родами женщина повернулась, и, широко раскрытыми, полными страха глазами, глянула на повивальную бабку.
– Он слишком слабый, – опустив голову, добавила та. – Долго не протянет.
Анна крепко сжала веки и глухо застонала.
– Что ж ты натворила? – закрыв лицо морщинистыми руками, причитала Мелана, будто знала страшную тайну. – О-ох, грех то какой… – сокрушаясь, качала головой. – Какой грех… – подняла руки к небу. – Этот ребенок должен был жить. На нем – знак Божий…
Глаза роженицы расширились еще больше: что значит «знак Божий»?
– Я умыла его, – объяснила старуха. – У ребенка на левом плече родимое пятно… в виде креста.
Анна от ужаса стала белее простыни.
– Сейчас покажу, – тяжело встала с лавки и побрела к ребенку. Тот лежал неестественно тихо, замотанный в то самое полотенце, которым его выдавили из лона матери, и не шевелился. Мелана хотела взять мальчика на руки, но поняла: он уже не дышит.
Смерть ребенка, даже чужого, всегда поражает. Почувствовала острую боль в сердце. Схватилась руками за левый бок и оперлась всем телом на стол.
Анна все поняла.
Раненым зверем завыла в кровати, намертво вцепившись руками в покрывало. Душевную боль, пронзившую ее сейчас, не сравнить с родами.
Казалось, ее разорвет изнутри. В груди больно жгло, словно горела заживо.
«Мальчик! Господи, такой желанный и долгожданный!» – стучало в висках.
Бедолага вытянулась на кровати, как струна, закинула голову назад и содрогалась в немом рыдании.
