– А что это ты так усердно рвешь?
– Мысли.
– Да, много ты их у тебя не реализованных, – ответил мой приятель Сергей, присаживаясь на стул возле моего стола.
Я взял несколько листов бумаги из стопки, которую сложил, достав предварительно из папок, что извлек из стола, посмотрел на них и, разорвав на несколько частей, отправил в корзину для бумаг. Затем взял следующие, а Сергей с интересом наблюдал за процессом. Мы подружились с ним пару лет назад, когда почти одновременно пришли в компанию. Оба были новенькими, амбиций было море, да и по характерам сошлись: любили погулять, посидеть в баре, сходить в ночной клуб. Да мало ли что было, когда оба молоды и холостые.
– Дим, рассказывай, что случилось.
– Да сейчас с шефом поцапался. Я его послал, а он меня.
– И кто дальше?
– Он дошел только до двери своего кабинета, а я готовлюсь к выходу из здания. Вот и рву мысли, не же тащить их домой, – кинул я на кипу бумаг, – здесь это никому не нужно.
– Ясно, уволил, – сказал Серега с печалью в голосе.
– Д, ерунда, к этому все и шло. Надоело быть никем.
Мы работали в крупной компании, которая занималась продвижением товаров крупных предприятий. Это не была чисто рекламная компания, главное было разработать концепцию продвижения, выстроить цепочку от производителя до покупателя. Я работал начальником отдела, который в этой цепочке и занимался подготовкой этой самой концепции, а Сергей в отделе взаимоотношений с магазинами. Платили в компании не плохо, достойно, но не бывает все хорошо. Директор никого не подпускал к заказчикам. Он выдавал задания и на встречи ездил сам. В общем, его можно понять, в глубине души, он боялся оказаться в стороне, и почувствовать свою ненужность. Эти его мысли, которые он, конечно, не озвучивал, но я это быстро понял. А как нам было работать? Я знал мнение и мысли, что высказывал заказчик, только от него, и не мог задать им вопросов, которые бы уточняли детали. В общем, у нас все было через директора. Он вцепился в свое кресло, не понимая, что организовать процесс уже не плохо. Порой из его недоверия мы были на грани срыва подписания контракта, так как затягивалась процедура согласования макетов и прочее. Сначала я принимал это спокойно, но потом, иногда, начинал возражать и начались стычки. Я просил его свести с заказчиком, с его ответственными людьми, но получал ответ, чтобы я не лез не в свое дело.
Так было и сегодня. Позвонила секретарь Света: – Олег Иванович вызывает.
Когда я вошел в приемную, то спросил: – Как он?
– А! Сидит угрюмый, недовольный. Тебе видимо достанется, – посочувствовала она.
– Не в первый раз, да и когда он доволен? Разве когда подписан акт приемки выполненной работы, а между ними угрюмая пауза.
Учитывая, что я открыл дверь, предварительно не постучав, то успел заметить, как он до этого сидевший и смотревший в потолок, быстро уткнулся в бумаги, услышав звук открываемой двери. То, что он особо себя не утруждал, я понял давно, но мне было все равно, чем он занимается, когда один. Он упивался должностью, и видимо мечтал, что он Председатель Совета Директоров. Да пусть бы, лишь бы не мешал.
Он поднял голову и на его лице, умелой рукой судьбы, было нарисовано недовольство. Директору было тридцать пять, выглядел хорошо: короткие русые волосы, приятное лицо, добротный дорогой костюм темно-зеленого цвета, белая рубашка, темный галстук. Глаза его уставились на меня, словно вспоминая, кто я.
– А! – вспомнил он, – заходи, Дмитрий, присаживайся, – и указал на кожаное кресло с высокой спинкой, стоящее перед столом.
Я от порога окинул взглядом его кабинет, который был не очень большим, но достаточно уютным. Что мне нравилось, так это то, что вместо двух стен были большие окна, которые выходили на улицу, где красивые высотные здания играли темными стеклами.
– Слушай, я устал выслушивать упреки от заказчика. Они снова завернули на доработку твое предложение, – начал он мне выговаривать.
– Наше, – заметил я.
– Что?
– Наше предложение. Ты разговариваешь с ними, а не я.
– Пусть, наше, – махнул он досадливо рукой. – Им не нравится внешний вид, не хватает в нем какой-то изюминки.
– Так пусть повесят изюминку, раз она так необходима, – парировал я и улыбнулся, что его задело.
– Не надо мне хамить. Свое остроумие показывай где-нибудь в другом месте.
– Я это делаю с успехом, – постарался я его не разочаровывать.
– Мне надоело слушать твой бред. В общем, возьми и доделывай.
– Олег, а что конкретно доделывать? – спросил я. В компании была некая демократичность, и когда мы были один на один, то обращались по имени и на «ты». – Давай я встречусь с заказчиком, от него выслушаю все его замечания, задам вопросы и уверен, что вопрос будет закрыт. Может быть, он и согласиться с нашим вариантом.
– Все что надо, я уже выслушал и передал тебе, – он пододвинул мне через стол папку. – Вот забери. Срок ко вторнику.
– Телефон еще не отремонтировали, – вздохнул я, взяв в руки папку.
– Какой телефон? – не понял он.
– Наш. Наш с тобой телефон. Я работаю с заказчиком только через тебя, как по испорченному телефону получаю искаженную информацию, а чаще даже не понятную. Пока ты донесешь до меня их мнение, оно успевает пройти через твое «я» и приобрести массу иных оттенков, которые ты выдаешь за их, а фактически оно твое. Вот и получается испорченный телефон. Не слышу я реального мнения.
– Вот я тебя и вызвал, чтобы прочистить тебе мозги и уши. Слушать надо внимательно, когда я говорю.
– Ну чего ты боишься? – спокойно спросил я, не отреагировав на его реплику. – Чего? Что я тебя подсижу, если встречусь сам? Ну, давай с тобой вместе поедем? Или ты боишься остаться не у дел? Да ненужно мне твое кресло. Ты же директор, никто не умаляет твоих заслуг, ты умеешь организовать процесс, так зачем тебе выполнять другую работу. Доверять надо. Ну что ты злишься, вон, костяшки пальцев побелели, как в подлокотники вцепился и лицо сделай добрым.
Олег действительно напрягся и вцепился в подлокотники своего кресла, а судьба уже перерисовала его черты лица из недовольного в гневное, так, что его кожа натянулась и готова была лопнуть. И было от чего. Я иногда возражал ему и ранее, но как-то все было легче, не так резко, а сегодня мне вдруг надоело. Сейчас настроение было такое, что хотелось высказать все так, как я думаю. Я отдавал себе отчет о возможных последствиях, но сдержаться уже не мог. У меня, как и у всех, бывает плохое настроение, но сегодня я выспался, доехал до работы без проблем, и сегодня даже не понедельник. Ничего не предвещало моей такой наглой откровенности по отношению к шефу. Причину, почему все так произошло, я узнал позже, но в этот момент я сказал то, что думал. Зачем? Да просто высказался и все. Сказать, что на душе стало легче я не мог, потому, как не знал, есть ли душа, а если есть, то где она прячется в моем теле, что на нее так давят.
