Игорь Апальков – «Исповедь бесхребетного»
1.
Я прекрасно помню день нашей ссоры. Это была неделя, в течение которой мы встречаемся с Аделиной два раза из-за дежурств. В то воскресенье она пришла домой раньше меня и позвала прогуляться с кроликом. Я отказался, так как решил позавтракать яичницей. Тем не менее, я наблюдал за ними в окно. Как сейчас помню Аделину, сидящую передо мной спиной в белой футболке и розовых штанах и кролика, поедающего клевер. Мы тогда обменивались сердечками в сообщениях. Их всегда было по три. Я иногда использовал сердечки объятые пламенем. Аделина так не делала.
По их возвращению, Аделина начала меня уговаривать прогуляться хотя бы до магазина. Мы ещё перед этим читали эту книгу по психологии, которую Аделина не понимала до наших с ней отношений. По крайней мере она так говорила. Там была фраза «выгуляй меня». После этого мы и пошли гулять.
По дороге в магазин мы встретили девушку, которая никак не могла найти дом офицеров. Она ещё так смешно его называла: «ДОФУ». В магазине мы закупались продуктами. Аделина спросила: «Чтобы я хотел на ужин?» Меня этот вопрос всегда ставил в неловкое положение, поэтому я промямлил что-то невнятное.
В итоге мы пошли ещё и в другой магазин, по дороге договорились зайти в «Вайлберриз». У сопок стоял плотный туман, я объяснил Аделине, что он заходит в устье реки. Метеоролог во мне тогда не проснулся и я не подумал, что этот солнечный день скоро закончится.
Я упомянул, что скоро мне получать старшего лейтенанта и посетовал на то, что придётся менять фотографию в личном деле и вписывать очередное звание в удостоверение. Аделина ответила мне тем, что: « Представь, сколько мне документов придется поменять, чтобы взять твою фамилию?».
В этот момент я ощутил знакомое чувство разочарования и обиды. Мне казалось, что момент с фамилией был давно обсуждён и решён. Мы планировали роспись в день годовщины нашего знакомства, 30 ноября. А так, как 17 сентября Аделине исполнялось двадцать лет, то вместе со сменой паспорта, она могла сменить и фамилию. Аделина дома рассказывала, как она лопнет шарик со своей девичьей фамилией во время росписи. Меня злило её непостоянство.
Дойдя до второго магазина, я уже, кажется, только молчал, давая понять Аделине, что не всё норм. На обратном пути, мы забрали её заказ, я скрипя зубами, помог ей открыть подводку для глаз и молча выслушал её рассказ про блокнот, который после прочтения нужно сжечь.
Дома ссора начала набирать обороты. Я сказал Аделине, что мне пох.. и на роспись и на свадьбу. После этих слов замолчала она. Недолгое время спустя, я пошёл на стрижку. Туман уже полностью закрыл посёлок, словно намекая мне, что стоит остановиться, зажмуриться и выблевать всё дерьмо, что копилось во мне двадцать пять лет. Однако я пошёл за «Афобазолом».
Само собой пара таблеток ничего не решила. Вернувшись домой я лёг рядом с Аделиной. Разговаривать она со мной отказалась, попросив не кричать, дабы не пугать кролика. Я сказал, что: «Мне пох.. на него». Поняв, что выходной день невозвратно испорчен, я, в затуманенном разуме, спустился за двумя полторашками пива.
Стоит оговориться, что у нас с Аделиной была договорённость насчёт алкоголя. Точнее, после 22 мая я не пил уже месяц, мотивацией же мне послужила очередная ссора на этой почве. Скажем так, я с юношества верил в магическую силу неисполненных обещаний. А так как я всегда ставил себе слишком радикальные цели, я их не выполнял и казнил себя.
В тот же момент, мысль об обещании отошла в подсознание. На первый план вышла уверенность в том, что если Аделина нарушает наши договоренности, то почему я не могу? Говорят, что слабые люди всегда найдут оправдание своей слабости. Бродский предостерегал от этого студентов Мичиганского университета. Наверное, они тоже этого не поняли.
Так или иначе, я взял пива и пошёл убираться на балконе. В какой-то момент на шум пришла Аделина, я тогда ещё подумал, что она видела пиво. Я успокоился, что она ничего не сказала. Как бы ни так.
В тот день я забрал домой Лучика – котёнка мейн-куна. Аделина очень его хотела, но потом передумала. Я же решил довести дело до конца. Войдя в спальню, я показал котёнка Аделине, что вызвало улыбку на её лице. Через некоторое время она пришла с ним на балкон, и у нас даже завязался разговор. Всё бы пошло на лад, если бы Аделина не увидела алкоголь. Она спросила: «Что это?». Я ответил: «Пиво». И вот – очередное наказание за невыполненное обещание- молчание Аделины.
Под действием алкоголя я только набирал обороты. Начал выносить мусор и в один из заходов увидел, что Аделина куда-то собирается. На мой вопрос: «Куда?», ответила: «Не твое дело». Меня это задело, в особенности чувство ревности. Я сказал Аделине: «Иди тешь свою шлюшечью душу». На очевидный вопрос: «Что?», я ответил: «Что слышала».
Жаль, что за невыполненные обещания люди не умирают. Хотя бы такой, как я.
Я зашёл в магазин и купил ещё полторашку пива. Придя домой, попросил черную нитку с иголкой у Аделины для того, чтобы пришить петлицы и начал готовить погоны. Она всё-таки ушла, пообещав вернуться до 22:00. Пиво я допивал уже лёжа в кровати.
Скажем так, что я всё ещё был обижен и зол, поэтому решил для себя, что если Аделина не придёт до 22:00, то я не пущу её домой. Она не пришла, я начал звонить ей на все доступные мне мессенджеры. Ответа не было. Позвонив маме Аделины, я уточнил, не с ней ли она? Нет, не с ней. После этого, я уже начал писать Аделине, что она может ночевать там, где гуляла. Потом я сказал ей, что мы расстаёмся. Аделина вышла на связь и попросила хотя бы открыть дверь, чтобы поговорить. Все мои подозрения, как всегда, были болезненны и беспочвенны. Она просто взяла немного сидра и пошла на опушку в тайге, которую обещала мне показать и, само собой, уже не показала.
Когда раздался стук в дверь, на мгновение мне пришла в голову мысль проигнорировать, но ноги уже несли меня открыть ей. Увидев Аделину, я грубо втащил её внутрь за грудки. Она уже плакала, я же только начинал. Аделина говорила, что она сама справится – попросит кого-нибудь помочь с линолеумом, проводкой в её квартире, поставит раскладушку и уйдёт туда жить. Цветы, которые я ей подарил за пару дней до этого, оказались её нелюбимыми. Немного позже я пойму, что Аделина любит пионы. Мне было больно, но не из-за цветов, а потому что она права. У меня начиналась истерика. Я не помню, как и когда назвал Аделину поебушкой. Но она сказала, что если я ещё раз её так назову, то она мне врежет. Я назвал её так ещё два раза. Порой мне казалось, что я делаю ей больно для того, чтобы ощутить чувство вины, которое перекроет чувство обиды. Как жаль, что сентенцию: « Я-гандон», я покрывал толстым слоем умственных изысканий.
