В это теплое, ласковое утро уходящего бабьего лета нищий, сидевший на тротуаре напротив продуктового магазина перед шапкой для подаяния, никак не ожидал, что окажется в центре событий, взволновавших весь наш город. В такой день люди обычно становятся добрее и снисходительнее, и нищий, в ожидании щедрот, кланялся всем, как подающим, так и просто проходящим мимо, крестился когда падали монетки и говорил заученную фразу: Дай тебе Бог счастья. Он очень удивился, когда увидел перед собой хорошо отглаженные черные брюки и не сочетающиеся с ними коричневые старые ботинки. Кто мог задержаться около него? Обычно те, что бросают милостыню, не останавливаются ни на секунду. Нищий поднял голову и увидел лицо человека лет тридцати пяти, с темной, аккуратно подстриженной бородой и усами, и свисающей на лоб челкой густых волос.
– Ты в церковь ходишь, старик? – спросил он нищего.
– Хожу, – ответил нищий.
– Помолись за мою душу в церкви, – сказал человек с бородой и бросил ему в шапку пять рублей. Нищий вздрогнул от неожиданности и почувствовал какой-то непонятный страх. Таких денег ему не собрать и за целый день!
– Помолюсь, – пообещал он, схватил деньги и спрятал в карман. – А кто ты, добрый человек? Как тебя зовут? – Добрый человек, стоявший перед ним, часто оглядывался назад, бросая взгляды в сторону магазина.
– Это тебе знать не обязательно, – сказал он.
– А какой грех ты совершил, чтобы за тебя молится? – спросил нищий.
– Убийство, – хладнокровно сказал добрый человек.
– Убийство? – испуганно переспросил нищий. – Когда?
– Сейчас совершу, – все так же хладнокровно произнес добрый человек. Нищий в ужасе перекрестился, и уж совсем стал терять рассудок когда человек, стоявший перед ним, вдруг снял бороду, усы и густую шевелюру и положил парики в карман. Перед нищим очутился наголо стриженный молодой парень лет двадцати пяти с худым, изможденном и очень злым лицом.
– Запомни меня и помолись за грешника, – сказал он. – Больше некому помолиться. – Он резко повернулся и сделал несколько спешных шагов в сторону магазина, из которого вышел мужчина с очень грубым лицом, обе щеки которого были обезображены толстыми шрамами. Увидев стриженного парня он застыл, как изваяние, вытаращив глаза от удивления.
– Узнал меня? – спросил добрый человек, и тот, что со шрамами, судорожно дернулся, но было поздно. Добрый человек вытащил из под полы пиджака длинный и твердый столовый нож с рукояткой, обмотанной в тряпку, и воткнул его в пах человеку со шрамами. Раненый издал раздирающий душу вопль, заставивший прохожих застыть от ужаса. Так может кричать только смертельно раненный. Очевидно, организм чувствует, когда приходит конец и нет пути назад в страну живых. Как потом выяснилось, нож попал прямо в большую артерию, а кровь оттуда хлещет под таким напором, что вся выливается в течение двух – трех минут. Убийца хорошо знал, что делал. Раненный упал на асфальт, страдальчески визжа и зажимая пах руками и ногами. Убийца воткнул ему нож в груд, не заботясь, куда, и оставил в теле. Он положил в карман тряпку, в которую была замотана рукоятка, и быстро, но без нервозности, зашагал прочь. Какая-то женщина выскочила из магазина и, указывая рукой в сторону уходящего убийцы, завизжала, как безумная: – Держите его! Держите же! Это уголовник! Я его знаю! Это мой сосед! – Ее лицо, опухшее от пьянства, тряслось и кривилось, как у юродивой. Никто не послушал ее: кому охота задерживать человека, способного убивать на глазах всего честного народа? Но вот из магазина выскочили двое здоровых парней.
– Где он? – торопливо закричал один из них. – Как он выглядит?
– Стриженный такой, наголо! – продолжала кричать женщина. – Худой. Вон туда пошел. Бегите же! Парни побежали в указанном направлении, но вскоре вернулись ни с чем. К их возвращению люди уже успели вызвать скорую помощь и милицию, которые приехали сравнительно быстро, но виновного не нашли ни в этот день, ни после, а пострадавший умер еще тогда, когда его клали на носилки. Вся эта история подробно описывалась в наших местных газетах, и вызвала много толков и догадок, а до конца никто в этих событиях разобраться так и не смог. Дело усложнялось тем, что подозреваемый – а его легко опознала соседка, которая случайно оказалась поблизости – в это время сидел в тюрьме за другое преступление.
Следователь пригласил женщину и нищего опознать преступника. Удивительно, что больше никого, кто бы толком разглядел обвиняемого, не оказалось. На очной ставке как женщина, так и нищий, пришли в необычайное волнение. Нищий указывал на молодого человека пальцем и бубнил, с дрожью в голосе: – Это он, это он. Он просил за него помолиться в церкви, убивец такой.
Оба свидетеля говорили какую-то несуразицу. Женщина в то страшное утро была с тяжелого похмелья и несла такую противоречивую чепуху, что следователь ничего не стал записывать. Нищий тоже был не лучшим свидетелем. Он утверждал, что к нему подошел человек с бородой, а убил он, когда был побрит и стриженный наголо. Как это изменение произошло, нищий не помнил. Дело прекратили, что и не удивительно. Ведь у парня, которого опознали, было полное и неоспоримое алиби: он в это время сидел в тюрьме по обвинению в другом преступлении. Это, однако, не спасло его от расстрела. Его приговорили к высшей мере наказания за убийство двоих людей во время вооруженного ограбления. Бандит вошел в дом, где хранились деньги, которые прихожане собирали на строительство новой церкви, убил двух человек, одного за другим, и исчез с деньгами. Найти его удалось совершенно случайно. Он был арестован по какому-то пустяку, а потом сверили его отпечатки пальцев с теми, что были оставлены на месте преступления, и обнаружили полное совпадение. Как утверждали газеты, приговор вскоре был приведен в исполнение.
Вся эта история была вскоре забыта: новые события ворвались в жизнь, появились новые заботы и потрясения, которые стирают память, хранящую прошлое, чтобы записать новое, которое вскоре так же канет в лету. Но вот, много лет спустя, случай напомнил мне об этих событиях, и дал возможность узнать много больше о тех, кто был причастен к этой драме.
Как то раз, находясь по каким-то делам в Москве, я встретил на улице моего друга детских и юношеских лет. Это был разбитной, веселый парень, гуляка и одаренный художник. Мы давно не виделись и потому почти кинулись друг другу в объятия, случайно столкнувшись в Столешниковом переулке.
– Эдик! – удивленно закричал я. – Ты ли это? Боже мой, как растолстел! Виноват, виноват, не так уж растолстел. Конечно же я тоже рад тебя видеть. Ну, ясно, давай соберемся сегодня вечером по этому поводу. Конечно, я найду время ради такой встречи, тут уж не может быть никаких разговоров. Да, выпьем разумеется. – Эдик куда-то сильно торопился, да и я спешил по делам. Он небрежно написал мне адрес на клочке бумаги.