Он проснулся поздно ночью от громких голосов, что случалось не в первый раз. Няня, поняв что-то раньше мальчика, тут же запела тихую песенку и неплотно прикрыла ему уши. Но он все равно слышал фразы, доносимые из-за дверей.
– Подумай о сыне! – кричал его отец.
– Ему уже восемь, – отвечала мать, – и он не нуждается в моей юбке.
– Ребёнок всегда нуждается в матери, – возражал отец.
– Я его выносила, родила, подобрала лучших кормилицу и воспитателей. Терпела тебя все эти годы, в конце концов!
Раздался звук пощёчины. Мальчик уже знал его. Однажды, когда няни не было рядом, он подсмотрел ссору родителей.
– Дрянь! Какая же ты дрянь! – голос отца был еле уловим.
– Слабак! – ответила мать, а затем мальчик услышал удаляющиеся шаги.
Он не понимал, почему родители так часто ругались. Но осознавал, что мама плохая и не любит его. А ещё чувствовал себя виноватым, хотя очень старался быть хорошим. И сейчас пытался не плакать, ведь он уже взрослый, а взрослые не разводят сырость. Главное, чтобы няня не заметила слёз, ведь тогда она расскажет о них родителям. А те расстроятся и снова повздорят.
Когда открылась дверь, явив силуэт отца, оба, и няня, и мальчик, вздрогнули.
– Проснулся? – шёпотом спросил родитель.
– Да, господин, – так же тихо ответила няня.
– Идите, Марта, я сам побуду с ним.
Женщина пригладила волосы мальчика и со вздохом встала с постели. Её место тут же занял отец. Когда няня ушла, мужчина, зная, что сын не спит, откинул край одеяла и взял ребёнка на руки.
– Не стесняйся слёз, – проговорил в его макушку. – Ты ещё можешь позволить их, хоть они и напрасны.
Мальчик, впервые набравшись смелости, поднял заплаканное лицо на отца и со всхлипом спросил:
– Вы из-за меня ругаетесь? Я вёл себя плохо?
– Ну что ты? – отозвался отец с лаской в голосе. – Ты ни в чём не виноват.
– Но тогда почему? – не понимал мальчик.
– Когда-нибудь я тебе все объясню, – вздохнул мужчина. – Сейчас ты можешь не понять.
– Но я уже взрослый! – обиженно возмутился ребёнок.
Отец сильнее прижал его к себе.
– Любовь – это всегда испытание, сынок, – с горечью прошептал мужчина. – И хорошо, если ты сможешь это понять до того, как отдашь своё сердце.
Мальчик, действительно, ничего не понял. Но важно кивнул, обещая себе обязательно подумать над словами родителя.
– Я никому не отдам своё сердце, – пообещал он отцу, – пока испытание не закончится.
Мужчина усмехнулся, не ответив. Вернул сына в постель, но не ушёл. Мальчик хотел задать много-много вопросов, однако пока думал, что спросить первым, уснул. А его отец ещё долго сидел и смотрел на спящего сына.
Через несколько дней, после очередной ссоры, мать мальчика ушла из дома и больше не вернулась. Она даже не попрощалась с сыном. И тогда он понял, что испытание в его жизни уже началось. Ведь он любил маму, а она просто ушла. Отец запил, и так продолжалось несколько месяцев. Никто, кроме Марты, не заботился о ребёнке.
Но и она вскоре исчезла.
Когда отец вышел из запоя, он больше не уделял сыну столько внимания, как раньше. Мужчина стал чёрствым, ослабленным долгой болезнью, названия которой сын не знал.
«Любовь – это всегда испытание» – помнил мальчик, хотя до сих пор не понимал смысла фразы. Но она помогала ему не плакать, когда становилось особенно тоскливо.
Капли, что разбивались о каменный пол, уже раздражали. Каждый удар отдавался эхом в голове. Поначалу я их считала. Думала, так сумею сократить своё ожидание. Но никто не приходил ко мне. Как долго я была в заточении, не бралась даже предполагать. Но истерики давно прошли, оставив за собой сорванный голос, разбитые костяшки и полное опустошение в душе. Зачем меня похитили? И почему никто не приходил? Я не знала этого. Могла лишь догадываться. Когда засыпала, мне приносили еду и воду, а также зажигали потухшие свечи. И как ни пыталась застать посетителя, у меня это не выходило. Оставалось лишь ждать.
Да что ещё делать в закрытой подвальной камере? Кричать? Пытаться выбраться? Все это уже опробовано, и не единожды. Когда отчаянье и злость со свежей силой поднимались во мне, я вновь билась в эту проклятую дверь. Но все было тщетно.
Мои глаза устали от слёз. Они высохли настолько, что казалось, будто в них насыпали песок. Голова была тяжёлой, а каждое движение отдавало болью в ней. И если сначала падающие капли отвлекали, то потом они стали новым поводом для мучений.
Внезапно различила то, чего уже и не надеялась услышать. Шаги. И судя по всему, они приближались. И, казалось бы, надо было радоваться – тому, что, наконец-то, узнаю, зачем меня тут держат – но я растерялась. Как встречать похитителя? Какой бы он хотел меня видеть? Ведь, если не оправдать его ожиданий, моё заточение может продлиться на неопределённый срок.
Удивительно, с такой больной головой я ещё могла размышлять.
Возле двери звук шагов затих. Вот сейчас похититель войдёт… и? Мне броситься на него, как того хотело все моё нутро? Или забиться в страхе, как, должно быть, повела бы себя любая другая жертва? Но я не любая. У меня был козырь. Осталось лишь применить его верно.
Спрятала свои эмоции глубоко-глубоко. Хорошо, что в мой курс обучения входила подобная подготовка. Не к похищениям конкретно, но и к ним в том числе. Зельевар – это далеко не безобидная и безопасная профессия. Яды, паралитические средства, привороты, отвороты – лишь малая часть того, что он мог сварить, а преступники потребовать от него. И потому нас в академии готовили к ситуациям, когда злодеи применяли грязные методы для достижения своих целей: шантаж, угрозы, похищения.
В первое время даже была мысль, что мне устроили проверку вместо выпускного экзамена, но она слишком невероятна для правды. Находился только один вариант: от меня требовалось какое-то зелье. Больше причин своего похищения и плена просто не находила.
Оставался лишь вопрос: почему именно я? Да, студентка выпускного курса, но среди лучших не числилась, впрочем, среди худших тоже. Намного проще и логичнее для преступников было бы взять уже получившего диплом стажёра, у него хоть уровень знаний известен. Или как бы эгоистично это ни звучало, выбрать из тех, кто слыл талантливым студентом. Меня отличало ото всех только то, что я единственная девушка-зельевар в академии.
В замочной скважине провернулся ключ. А я так и не выбрала правильную роль. И была ли она – правильная. Села на лавку, что все это время заменяла мне постель. Дверь медленно, со скрипом, раскрылась, явив мне мужской силуэт.
Неспешным уверенным шагом похититель вошёл в камеру. Небрежно махнув рукой, он, не прикасаясь, закрыл дверь. Маг – стало понятно сразу. От громкого удара о косяк я невольно вздрогнула.
