За стеной запел Крис де Бург о «женщине в красном». К концу второго куплета в мелодию начали вторгаться привычные стоны соседки и ритмичное поскрипывание дивана.
«Ну, вот, эта шалава Лизка опять до утра стонать будет. Когда только замуж ее кто-нибудь возьмет. Ни стыда, ни совести… Каждый день мужиков водит», – сварливым голосом привычно проворчала Ираида Вольдемаровна.
Соседка Лиза жила в соседней комнате. Раньше в этой комнате она жила с родителями, но после того, как Елизавета поступила в университет и пообещала стать известным журналистом, отец и мать со спокойной душой переехали в центр города. Лиза была далеко не самой умной девушкой, но с совершенно необоснованными социальными амбициями, видимо, из-за устойчивой репутации первой красавицы двора, школы, факультета. И, пользуясь преимуществами всегда свободной собственной жилплощади, вела, мягко говоря, легкомысленный образ жизни. Любой интересный мужчина, попадающий в поле ее зрения, автоматически попадал к ней домой и практически сразу на скрипящий диван. Под любимый сборник романтических мелодий Лиза демонстрировала счастливому избраннику весь набор эротических упражнений и диапазон своих стонов, всхлипов, упоминая то мать, то мадонну, то бога, срываясь на высокие частоты. Как правило, этот радиоспектакль продолжался за полночь, и Лизе было абсолютно все равно, что подумают ее соседи.
Ираида Вольдемаровна, замотанная безденежьем женщина, давно забывшая радости плотских утех после смерти мужа, считала, что так громко выражать свои эмоции хорошо воспитанная девушка из приличной семьи не должна. Так думать ей позволяли детские и юношеские воспоминания о бабушке, матери, Петербурге. Дело в том, что Ираида Вольдемаровна была коренной, как говорили в семье, жительницей Петербурга, точнее, Ленинграда, точнее, Санкт – Петербурга. Промотавшись больше десятка лет с мужем по гарнизонам и осев в провинциальном городке, Ираида Вольдемаровна так и не смогла привыкнуть к отсутствию в городе Исаакиевского собора, Невского, Эрмитажа. Она вообще считала, что жизнь жестоко обошлась с ней, превратив ее во вдову с ребенком – инвалидом на руках. Единственным своим козырем она считала свое дворянское происхождение и соответствующее воспитание, о чем не забывала напоминать всем коллегам в библиотеке и соседям по коммунальной квартире.
В коммуналке было три комнаты, в одной жила гулена Лизка, в другой – Ираида Вольдемаровна с дочерью Ниной, а в третьей – очень простая семья – Вера с мужем Петей и двумя ребятишками – погодками Ванькой и Аленкой. Вера была «некрасовская» дородная деревенская баба, принципиально не умевшая разговаривать тихо и на «вы». Петр был родом откуда – то с Украины или Белоруссии и работал строителем. Его единственной выдающейся чертой Ираида Вольдемаровна считала неумеренное пьянство, которое на самом деле выражалось в двух степенях опьянения – «относительной» и «абсолютной». В относительной степени Петр приходил домой сам, громко ругал правительство, жену, детей, устраивал обязательный скандал, иногда с мордобитием, и засыпал, оглашая всю квартиру мужицким храпом. В абсолютной степени опьянения Петьку притаскивал кто-нибудь из друзей – собутыльников и оставлял в общем коридоре квартиры. Вера, баба здоровая, по сравнению с мужем и вовсе мощная, привычно перетаскивала кормильца и защитника в комнату и с облегчением вздыхала: «Хоть сегодня без ругачки обошлось». И шла спокойно на кухню готовить ужин ребятишкам, которые боялись родительских скандалов, прячась на всякий случай в комнате у соседей, точнее, у Нины – дочери Ираиды Вольдемаровны.
Нина была ровесницей Лизы, и до болезни они ходили в один класс и были подругами. Во втором классе Нина, несмотря на прививку, заболела полиомиелитом. И началась история ее болезни, которая за пятнадцать лет превратилась в многотомник. Первые его тома содержали данные анализов, исследований, результатов очередного курса лечения. В последнем были только ежегодные выписки из протоколов комиссии о нетрудоспособности девушки. У Нины были поражены суставы и кости обеих ног. Передвигаться она могла только на костылях. Мир для нее давно замкнулся в стенах этой квартиры. В детстве мама учила ее игре на фортепиано, но инструмент пришлось продать после смерти отца. Теперь ее единственным развлечением остались книги, стеллажи с которыми занимали в их комнате почти две стены, да и мама приносила из библиотеки новые, в ярких обложках, женские романы с обязательным «хэппи эндом». Да еще иногда по телевизору показывали фильмы про красивую любовь.
За стеной Лиза уже второй раз переворачивала любимую кассету. Стоны и ритмичное скрипение дивана периодически прерывались, и тогда слышны были довольный Лизкин смех, отдельные фразы. За стеной царствовала любовь. Во всяком случае, так казалось Нине. Это мать называла Лизку непутевой, а Нина ей просто завидовала. Она считала жизнь соседки замечательной, полной любви и восторгов. Как это прекрасно любить мужчину, чувствовать свое тело в его крепких объятиях, подставлять его поцелуям губы, отвечать на поцелуи. Увы, счастье и любовь – удел избранных, а ей инвалидке только и остается подслушивать звуки чужой страсти со смешанным чувством зависти и собственной беспомощности.
Завтра Восьмое Марта. Елизавете с утра начнут звонить многочисленные поклонники, а вечером она отправится с кем-нибудь из них в ресторан или ночной клуб, о существовании которых Нина имела представление из обрывочных впечатлений соседки. А ей предстоит очередной грустный вечер перед тусклым экраном телевизора. Она давно перестала плакать над своей неудавшейся судьбой. Да и сколько можно? От слез все равно легче не становится. Да и ноги новые не вырастут.
Только во сне Нина осмеливалась мечтать. У нее был любимый сон, в котором она бежала по зеленому лугу. В ярко – синем небе сверкало солнце, вдалеке блестела река. Она знала, что на другом берегу ее ждет мужчина. Его смутный силуэт она видела, лица не могла разобрать. Но это был он самый – ее любимый. Пока в этом сне она могла только добежать до середины луга. Потом спотыкалась и падала, тут же просыпаясь. Нине казалось, что каждый раз она бежит все дальше и дальше. Может быть, когда—нибудь она сумеет во сне разглядеть лицо мужчины… Или, может быть, даже и сам сон сбудется… Но каждое утро приходилось вставать и ковылять на костылях мимо зеркала, в котором беспристрастное отражение подтверждало неизменность настоящего и беспросветность будущего.
Утро восьмого марта началось с непривычной суеты. Ираида Вольдемаровна решила сделать себе прическу, потом начала вертеться перед зеркалом, примеряя свои давно вышедшие из моды платья. На удивленный вопросительный взгляд дочери мать необычным голосом сказала, что они с девочками с работы решили собраться и посидеть. Все-таки праздник. Раньше в праздники Ираида Вольдемаровна пекла пироги, чтобы забрать с собой в компанию, а сегодня ни с того, ни с сего начала прихорашиваться. Компанию матери Нина знала давно: две разведенки с детьми, одна старая дева и мать – вдова. Одним словом, чисто библиотекарский коллектив. Несчастные женщины без единого мужчины.
