Пролог
Странно.
Страшно.
Одиноко.
Девушка стоит на мосту, смотря вниз на бесконечно бурлящие тёмные воды реки. Они словно одинаковые дни в году несутся в неизвестность. Внутри всё горит, словно внутрь кто-то напихал горящих углей. Может это и не так, но она знает, что её ждёт и противиться бесполезно.
Девушка наклоняется, ниже перегибаясь через железные перила. Ветер треплет короткие светлые волосы, словно хочет забрать их с собой. Холодный ветер пробирает до костей, но ей плевать на, то, что сейчас поздняя осень. Она в одной тоненькой блузке. Куртка, кажется, осталась в машине. А может и в доме. При одной мысли о доме, где сейчас в тепле были её друзья, девушка содрогается, но с моста не уходит.
Темнеет.
Где-то неподалёку в подступающей темноте слышатся голоса.7
Нужно спешить.
Девушка отлипает от перил, наклоняется и пролазит под перекладиной моста, неловко разворачивается, хватаясь замерзшими пальцами за металлические перила, испуганно смотрит вниз.
Река всё там же.
Голоса всё ближе к мосту, но раздаются снизу.
– Юля! – послышался громкий оклик, от которого девушка на мосту вздрогнула и чуть не упала. – Вот она!
Голос до боли знакомый. Слышать его всё равно, что пить залпом горячий чай. Больно, но тепло. От него внутри всё жарче разгораются угли.
– Что ты там делаешь? – слышится второй голос. Кажется это Оля. – Спускайся!
– Не могу, – отвечает девушка, но слова слышит только она сама: река заглушает и без того тихую речь.
– Юля! – просит третий голос. – Спускайся!
– Не могу! – снова отвечает она, но теперь надрывно крича. – Не могу…
Глаза застилают слезы, но девушка всё равно видит парня, что лезет по склону на мост. Он очень спешит и надеется помочь. Но ей уже не помочь.
– Нет… – шепчет она, пытаясь разжать пальцы, но ничего не выходит. Её словно держит какая-то сила. – Он не должен…. Я должна…
Парень быстро забирался наверх и быстро бежит к середине моста, где стоит Юля. Девушка собирает последние силы, чтобы отцепить закоченевшие пальцы, но снова ничего не выходит.
– Дима… – прохрипела неожиданно севшим голосом она. – Нет…
Ей, наконец, удалось отцепить руки от ледяной железки, и теперь она еле балансировала тоненькой полоске бетона, что выходила за границы моста.
– Нет, стой, – негромко сказал парень и в последний момент схватил девушку за руку. – Зачем ты это делаешь?
– Ты. Ты не понимаешь, – со слезами на глазах ответила она. – Я.… Это расплата.
Девушка резким движением вырвала свою руку из его руки и, потеряв равновесие, полетела спиной, вперёд раскинув руки, словно птица крылья. Дима ещё пытался схватить её за одежду, но тщетно. В его руке осталась только часть блузки девушки.
– Во всём виновата я! – на последнем выдохе выкрикнула она, а затем погрузилась в тёмную холодную воду.
Оля стоит, нервно переминаясь с ноги на ногу, и не решается переступить невидимую для других, но такую важную для неё самой границу.
Звон колокола прозвучал не так уж и близко, но по ощущениям над самой головой, а, то и внутри неё. Девушка поморщилась, словно от зубной боли. Как же ей сейчас хотелось вернуться домой и запереться в комнате, где никто не достанет. Может тогда окажется, что ничего не произошло, что в выходные ничего не случилось.
Всё-таки она решилась и сделала первый шаг.
– И давно ты тут стоишь?
Оля вздрогнула и обернулась. Это подошёл Дима. Парень выглядел сильно осунувшимся, словно несколько дней совсем не спал. Хотя, может, так оно и было.
– Да нет, – соврала девушка. На самом деле она стояла тут уже почти десять минут.
– Пошли, – бросил парень через плечо и первым пошёл на территорию храма.
Обилие золота, приторно-сладкий запах ладана и пробирающий до костей холод совсем добили Олю.
Хмурая бабка, что сидела на входе что-то пробурчала и девушка не расслышала слов. А когда Оля её фактически проигнорировала, то совсем разошлась и несчастная девушка практически оглохла от её воплей. Ей удалось расслышать только что-то о неподобающей одежде и наглой молодёжи.
«Как же хорошо в нашей церкви», – с тоской подумала Оля, о своей родной протестантской церкви отрешённо завязывая на поясе казённую юбку и повязывая на голову платок.
Дима уже ушёл в зал, и Оля теперь глазами в панике искала его. Найти не составило большого труда при его-то росте. Но паника брала своё. Парень нашёлся возле большой группки людей. Прямо возле гроба, что тёмным пятном выделялся на общем светлом фоне. Девушка на подкашивающихся ногах пошла к нему.
Парень стоял возле тела в открытом гробу и просто смотрел. Оля собрала последние силы и смелость и решилась посмотреть на умершую. Уже в последний раз.
Оля еле смогла отстоять всю процедуру отпевания. Девушка вообще не понимала, зачем это нужно, но родители подруги настояли на этом. От этого проклятого ладана мысли кружились в голове, а раскатистый голос священника пробивался с трудом, словно сквозь вату.
В то время когда с умершей прощались её родственники, Оля вместе с Димой стояла чуть в стороне, ожидая своей очереди, и тихо глотала слёзы. Парень, молча, наблюдал за тем, как мать убивается у гроба дочери. Девушка отдала всё что угодно, чтобы не слышать причитаний матери и чтобы вообще не стоять тут.
Стоя над телом подруги, девушка мысленно просила Бога принять её в своё небесное царство, где-то на подсознательном уровне понимая, что это невозможно. Ведь это считалось самоубийством.
Смотря на неестественно бледное лицо Юли, что служащие морга накрасили, скрыв все синяки и ссадины, полученные при падении, Оля пыталась найти ответ на главный вопрос, что терзал всех находящихся в зале. Зачем?
Ехать на кладбище Оля категорически отказалась, а вот Дима поехал. Девушка не могла понять, о чём он думал, но она сама просто физически не смогла бы смотреть на, то, как её подругу забрасывают землёй. Парень старался держаться, но было видно слезы, что постоянно стояли в его глазах.
Поминки проходили довольно тихо в доме Юлиных родителей. Немного родственников, пара друзей семьи да Оля с Димой.
Парень, с девушкой молча, сидели в самом конце стола, что практически упирался в дверь комнаты Юли.
Мать была не в состоянии что-либо делать, просто сидела во главе стола, безучастным взглядом блуждая по столовой и гостям. Вокруг гостей хлопотали бабушки.
– Как ты думаешь, зачем она это сделала? – глухо спросил Дима.
Оля не сразу сообразила, что он говорит с ней. А очнувшись от своей апатии, ответила:
– Понятия не имею, – выдохнула девушка. – Да я даже предположить не могу.… У вас ведь всё так было хорошо.
Дима кивнул и снова уставился в свою тарелку. К еде он даже не притронулся. Он и так был худой, а после прошедших дней после гибели Юли казалось, похудел ещё сильнее.