ИЗ КНИГИ «КАСАНИЕ ЯЗЫЧЕСКИХ БОГОВ»
Мне верится, мне видится,
я в прошлом
был первым,
кто заговорил,
кто выдумал язык,
что было пошлым
в роскоши молчания;
за что я изгнан
в одиночество;
в него другие,
слабые давно,
ушли, но не за мной,
а тем, кто ждал,
как изменить пространство,
как изловить его,
когда в том было надобности грош;
чему я не позволил,
сокрыв источник
зарождения вселенной,
и светоч тайн,
и видимых начал,
что знал когда-то я,
и помнят навсегда
мной забываемые братья;
за тот обратный подвиг не брошен
я дружиною совсем;
но, лёжа на спине,
как в тишине постылой
однообразной речи,
и поворачиваясь вправо,
чтоб слева избежать черновика,
карандаша без ластика,
два-три сухих наброска,
их нахожу;
и больше, к ужасу четвёртой стражи,
не засыпаю,
тем самым,
возвращаясь к рубежу
проклятия в себе
и дара сочинителя;
никак не разберу,
хотя постичь давно не в силах,
ведь я кочевник,
скрывший от себя,
в чём всемогущие возможности
влечения открытий,
и вновь уже забыл,
зачем кто выдумал
и вдруг заговорил.
Я восходящий призрак дня
В пурпурном одеянье,
Пришедший из глубин огня,
Тревожного сиянья.
Я древний бог небытия,
Частица основанья…
Исчезнешь снова ты… и я
Ищу следы скитанья.
Я кладовщик заветных звезд,
Целитель тайной жажды,
Мечтания последний мост,
И приговор присяжных.
Я первоцарь Кольца времен,
Я Код умалишенных,
Хранитель писем и имен,
Без права осужденных.
Я тень забытых свеч в ночи
И холод пьедестала,
Когда перо взамен мечей
Разрежет тонкость шали.
Я гробовщик морских камней,
Я собственной ошибкой,
Родил мир зверя и людей
В случайности улыбки.
И вновь иду, как призрак дня,
По спящим тротуарам,
Чтоб скрыться в мареве огня
С повязкой вечной траура.
Я прихожанином слепым,
Когда Вселенной мало,
«Узрел» на небе серый дым
За ссорностью конклава.
Я – безгрешный ребенок, я – маленький принц!
Улыбнитесь мне, люди, я новый.
Ничего, что я влез нагишом на карниз,
Ничего, что к огню тянет снова.
Упаду – встану сам!
Обожгусь – ничего!
Я привыкну и к вам, —
Дайте сроки – отдам.
Я еще юный князь, я уже человек!
Не сжимайте угрюмо ладони.
Я еще верю в дождь, я еще вижу снег;
Я мечтою взращен, я – не воин.
Простужусь – и смешок,
Захлебнусь – никогда.
Поцелую и рок, —
Сыплет быстро песок……
Я – всесильный султан, я – взрослеющий царь!
Оскаляться младенцу не внове.
До чего жжет глаза серебристая хмарь,
До чего пересолено море!
Подлечи – на костер,
Подними – навсегда.
Кто со мною на спор, —
И не выручит мор…
Я давно император, я – древний, как бог.
Обнимаю все жесткой щетиной.
Я уже покорил перекрестки дорог,
Утолил миром голод стихии.
Покажусь – сгинешь в прах,
Распалюсь – ты ничто.
И вовек на устах:
Я – один в небесах!
Я – лжец, каких не видел свет,
Изменник слов исповедальных.
Смеюсь простому другу в след,
И с камнем разглашаю тайны.
Я перекрасил белый цвет
В узоры ломаного вкуса;
Ловлю медвежий силуэт
Для музыкального искуса.
Я – тихий лжец, я призрак дня,
Бегущий тенью в подворотни;
И, от бессилия звеня,
Срываю волосы до корня…
Я в погребе и в кладовой
Ищу заветные металлы, —
Не становись за мной в конвой,
Чтоб не услышать лязг оскала.
Я – лжец, и не узнаешь ввек…
(Не верьте шепоту хмельному):
Стоит с тобой не человек —
Я продал мир за вкус поклона.
Не подавай взамен руки,
В ответ не говори ни слова,
Прими за дружбу медяки,
А завтра я прибуду снова.
Сменяются дни ночью,
Сменяет ночи день,
Но мы идем на ощупь,
Приняв себя за тень.
Мы движемся кругами,
Мы движем мир вокруг,
И – вдоль земных окраин —
Не разжимаем рук.
Мы жмемся в колыбели,
Мы жмем наш кулачок —
В незащищенном теле
Дыхания клочок.
Мы прирастаем к небу,
Мы прирастем к весне,
И – в аромате вербы —
Продолжим жить во сне.
Нас прижимают к стенке,
А мы прижмем к стене, —
И затрещат коленки
В играющем огне.
Пугают нами деток,
А мы вспугнем детей, —
И каждый бросит ветку
В костер для всех людей.
Нас проклинают втайне,
Мы проклянем тайник, —
И затолкаем в стаю,
И не оставим книг.
Вы призакройте глазки;
Мы не закроем глаз,
Мы все решим по-братски,
Мы все решим за вас.
Последнею каплею воздуха,
Сгорая, на миг надышусь,
И пылью, слетевшей с подсолнуха,
Проверю мой ломаный пульс.
Пусть легкие влага свинцовая
Наполнит, как лезвий поток,
И каждой секундой исходною
Коснусь нехожѐных дорог.
Пусть в сердце, пустое, незрячее,
Вольется, хоть каплей в пыли,
Случайное и уходящее
Всего, что, пройдя, не прошли.
Прозрачный сон, прожженный дух
Скользят в истерзанное тело.
И комкий воздух желт и сух,
Как пыльной люстры блеск холерный.
Глаза скрипят, и едкий жар
Пронзает сотней тысяч лезвий
Смешенья смеха, чуждых чар
Над головой моей железной.
В пространство сыплется туман,
Вдруг сокращаются изломы
В горизонталь и вертикаль,
В скрещенной точке, близкой к дому.
Сумрак в комнате забытой;
Люстра, как больна
Светом пыльным, старым, битым,
И душа больна.
Время задувает свечи;
В прошлом – блеклый клин,
И не лечит; в чет и нечет
Смех пугает сплин.
Книги знают – страх стеклянный
Ломкий, как хрусталь,
Детский лепет, постоянный,
И вуаль, вуаль…
Мы с тобою не разные, —
Мы ведем, как маяк,
Мы зверино-прекрасные,
Мы зажаты в кулак.
И смеемся, не падая,
И не плачем при всех,
Наша призрачность талая
Упирается в грех.
Мы с тобою не лебеди, —
Не летим в небесах
Мы лишь маятник времени
В перекрестных лучах.
Легкий сумрак и свет.
Красок смесь или тени,
Блеклый сгусток и цвет,
Или лживость видений.
Пустота или жизнь,
И в тревоге улыбка;
И безумство, и мысль,
Как в немом поединке…
И огонь, и песок…
Небеса подземелья,
Иссыхающий сок
Отравлённого зелья.
Долгий путь, горизонт,
И алтарь, и распятье,
И молчание нот,
И заплаты на платье…
Грань костей и душа,
Безнадега и силы;
И паденье прыжка
С колыбели в могилу.
ИЗ КНИГИ «СКОЛЬЖЕНИЕ ТЕНЕЙ»
И явь, и сон; и блажь, и тень,
Как тихо колдовали боги
На жизнь в ночи, на новый день.
Как гробовщик цеплял колонны
Полутуманных фонарей,
Не попадая ровно в ногу,
И шепот позабыв камней.
Я слышал восхваленье солнца
С бородкой острой скрипача,
Он каждый миг златые кольца
Сливал из древа и меча.
Я видел в сумраке заката
Предвечный блеск бегущих вод,
И в громовой струе раската
Священый ангела полет.
И – с приближеньем тайной грани,
С чутьем предела высоты,
С дрожанием на дне стакана —
Коснулся мир другой черты.
Там храм и стан, там взор и пенье
Пронзает вихрем из глубин
Мое забытое виденье, —
Оазис райский средь пустынь.
И вверх, и вниз… без притяженья,
Без ощущения тревог
По мировой оси вращенья,
По бездорожию дорог…
Ты мчишься; рукописи, тайны,
Поверья древних, сонм богов
Вдруг предстают пред взглядом плавным, —
