Шахразада - Избранницы Рахмана

Многоголосый базар остался позади. Белые стены и белые заборы-дувалы сияли в свете полуденного солнца. Казалось, что ничто живое не в силах выдержать изнурительного зноя. Только об одном мечтал путник – встретить водоноса. Или, быть может, добраться до прохладной тени и испить освежающего зеленого чая.

«О да, конечно, чая… Зеленого чая, и непременно с мятой…»

И, словно по волшебству, прямо перед путником выросли стены харчевни – ароматный дымок готовящегося мяса яснее ясного подсказывал, что хочется уже не только пить, но и основательно подкрепиться.

«Да будет так!» – подумал странник и вошел в распахнутую настежь дверь. Полумрак после ослепительно белых улиц показался непроглядной чернотой. Но вскоре глаза привыкли, и гость разглядел и длинный стол с деревянными лавками, и горящий очаг, на котором кипел котел под неплотно прикрытой крышкой. Оглушительный запах кофе позволил, пусть и на миг, забыть и об усталости и о том, что цель путешествия еще так далека.

Харчевня была полна народу. Казалось, жара заставила прятаться всех: и жителей соседних улиц, и иноземцев. Вот так, из сетований на невыносимое пекло, и родился общий разговор. Достойные мужчины обменивались вполголоса короткими фразами, при этом полностью соглашаясь со своими уважаемыми собеседниками. Склонялись в поклонах чалмы самых разных оттенков зеленого и черного, синего и винно-красного.

– Увы, мой добрый сосед, – проговорил зеленщик Хасан, которого зной прогнал с базара. – Я не помню столь страшной жары с той поры, когда наш город едва не выжег страшный дракон, что прилетал из-за гор…

– О да, Хасан, я помню те страшные дни… Тогда твоя жена родила первенца…

– Нет, второго. Сына… Мы назвали его так же, как назвал своего сына наш царь, да продлит Аллах милосердный его годы без счета, Рахманом…

– Увы, сосед. Твой Рахман остался у тебя в лавке… А вот царский сын…

– А что случилось с царским сыном? – подал голос путник, которого беседа соседей с каждым мигом занимала все больше. Но более чем беседа, его занимало необыкновенное выражение этих лиц.

– О, добрый странник. Много необыкновенных слов говорилось о втором царском сыне в те дни, когда он был совсем мальчишкой… Еще более странная слава шествовала за ним в годы, что провел он в блистательной Кордове – городе несравненной мудрости и удивительных, особенно для человека молодого, соблазнов. И лишь долгое странствие во славу магараджи Райпура прославило нашего мудрого Рахмана, и ему воздали наконец те почести, которых он вполне заслуживал.

– Не будет ли так любезен уважаемый рассказать мне эту поучительную историю?

– История и в самом деле поучительнейшая. А жара сегодня так изнурительна, что нам предстоит еще не один час до той поры, когда Аллах всесильный смилуется над правоверными, даровав им прохладный вечер. А потому садись поудобнее, путник, возьми в руки пиалу чая и внемли рассказу об удивительных приключениях царевича Рахмана и его избранницах.

– Заметил ли ты миг, когда родился наш сын?

– О да, великий царь.

– И что пророчат ему звезды?

Звездочет замялся. Тон царя был суров, и, разумеется, лгать ему не следовало. Но нельзя же, в самом деле, сказать властелину в лицо, что родился мечтатель и поэт, а вовсе не воин и владыка. Но быть может, это и к лучшему для малыша. Ведь новорожденный – второй сын царя.

Все знали, что сиятельная чета мечтает о дочери. Ибо для династического брака уже был даже избран жених – сын далекой полуночной страны. И ничего, что жениху было всего три года. Редко когда в подобных союзах учитывается возраст будущих супругов. Но теперь, понятно, этому союзу не бывать. И это немало расстраивало царя Сейфуллаха.

Звездочет опустил глаза в таблицы, чтобы не ошибиться ни словом, и заговорил:

– О царь, звезды говорят мне, что твой сын не станет интересоваться высоким искусством политики и дипломатии. Ему также чужды будут тонкости военной науки. Но разум мальчика будет необыкновенно пытлив. Быть может, родился будущий мудрец. Быть может, великий поэт, которому суждено прославить великий род и великую страну…

И тут царь, к удивлению звездочета, с видимым облегчением вздохнул. Ибо родившийся малыш не должен превратиться в соперника старшего брата, возжаждать трона и воцариться даже ценой кровопролития. К счастью, звезды пророчили совсем иное. А они еще никогда не ошибались.

– Да будет с нами милость Аллаха всесильного! Да продлятся без счета годы наших детей! Возблагодарим же, о звездочет, мудрость Создателя вселенной за те дары, на которые он так щедр!

И царь поднял ладони к небесам, а затем сложил их перед собой.

– Да будет велика милость Аллаха, – эхом повторил звездочет.

– Думаю, пора порадовать и нашу жену… Так ты говоришь, пытливый разумом юноша. Быть может, будущий мудрец… Ай, как хорошо!

И царь с удовольствием хлопнул себя по ляжкам. Этим совершенно не царским жестом тем не менее он яснее ясного выразил одобрение звездочету. А звездочет похвалил сам себя за то, что решил не скрывать от владыки, о чем же на самом деле говорят светила.

«Странные люди властители, – думал звездочет, неторопливо покидая покои царя, – опасаешься говорить им правду, но оказывается эта правда куда желаннее для них, чем самая сладкая ложь…»

Малыш, оправдывая предсказания светил, рос спокойным и разумным. Возня птенцов в гнезде интересовала его куда больше, чем упражнения дворцовой стражи, книги и свитки стали его друзьями прежде, чем он смог назвать своим другом собственного старшего брата, мудрость сказок была ему понятнее изворотливости придворных интриганов. Мальчик был на удивление тихим. Именно таким и должен быть Рахман[1].

Видя, что царевич часами просиживает с книгой у прудика в дворцовом саду, царица не раз вздыхала:

– О Аллах милосердный, ну почему ты не сделал моего малыша девочкой?

О, царица обожала своих сыновей! И больше всего любила именно Рахмана. И именно за то, что он не был похож на старшего и младшего братьев ни нравом своим, ни лицом, ни даже голосом.

Спокойствие его духа смог нарушить лишь один человек. Это был Синдбад-мореход, купец и путешественник. Мальчик был наслышан о его удивительных странствиях и просто бредил ими. Малышом он все просил родителей, чтобы те пригласили погостить «самого великого путешественника» хотя бы на один только денечек. Когда же Рахман вырос, его, десятилетнего, отец взял с собой в Багдад – Город Мира, столицу земель под рукой Аллаха всевышнего и всемилостивого.

Вот там-то, при дворе халифа Гаруна аль-Рашида и увидел юный Рахман удивительного странника и рассказчика Синдбада. Тот был уже, конечно, немолод, но необыкновенно силен и столь же необыкновенно уверен в себе. Весь вечер, пока длился пир, знаменитый странник молчал, лишь морщился, когда зурна за стенами дворца взревывала слишком громко. Но мальчику все же удалось разговорить Синдбада.