Реву в голос. Смотрю ничего не видящими глазами то на телефон, на котором все нет сообщений, то на пластиковый тест, где вновь всего одна полоска.
“У тебя все хорошо? Почему не отвечаешь?” – набираю дрожащими пальцами.
Он мне так нужен. У меня сейчас просто сердце разорвется от горя. Муж все со своей работой, а я уже который год с этим один на один. Одна на все процедуры, одна на подсадки, будто только мне все это и нужно.
Опять не вышло. Опять всё впустую.
“Занят. Совещание”, – летит в ответ сухое, и я замираю с телефоном и тестом в руках.
Смотрю на часы. Девять вечера. А у него совещание. Очередное внезапное, позднее совещание.
“Может, твой гуляет, Алиска?”, – всплывают слова Зойки в моем отупевшем от слез разуме.
– Просто любит свою работу, – успокаиваю сама себя. – Просто хочет, чтобы мы хорошо жили. Просто на все эти вещи нужно много денег. Убивается на работе, а я тут психую и истерю.
Забираюсь на диван с ногами, ложусь, сворачиваюсь в позе эмбриона и накрываюсь краешком пледа – знобит ужасно, смыкаю тяжелые, набухшие, горящие от слез веки. Проваливаюсь в беспокойный сон, который почти не спасает от гнетущей реальности.
Телефон кратко вибрирует, и я подскакиваю, хватаю его, открываю какие-то фотки с неизвестного номера.
“С прошлого “совещания” – натыкаюсь взглядом на сообщение.
Что это за ерунда? Номером ошиблись? Зачем мне это?
Листаю чужие интимные фото, морщусь. Почти уже удаляю этот странный спам, когда понимаю, что веселится с этой девкой мой муж. Вот орлиные крылья на левом предплечье. Я каждую черточку этой татуировки помню. Да я затылок его узнаю, не то что другие, более интимные части тела, которые тут во всей красе. Даже не важно, что лица ни на одной не видно.
“Прости, что задержался, Лис. Через пятнадцать минут буду, виноватый смайлик”, – прилетает сообщение.
Набираю его номер (Сейчас все выскажу!), сбрасываю вызов, тут же пишу:
“Прости, случайно набрала. Жду домой”.
Может, это прикол какой. Тупой пранк. Фотомонтаж. Неважно. Мой Максим не такой. Он бы не стал…
Я вытираю слезы тыльной стороной кисти, иду в ванную умыться – муж не любит, когда я заплаканная. Даже когда у меня жизнь рушится.
Я ополаскиваю лицо холодной водой, подправляю макияж, хоть его впору уже снимать, старательно улыбаюсь перед зеркалом, стараясь прогнать эту скорбную мимику.
Слышу лязг ключей в замочной скважине и иду в коридор. Встречать любимого.
– Лис? Ты где? – ловит мой взгляд, когда я выхожу в коридор. – Привет, детка. Прости, что опоздал на ужин, – протягивает мне букет цветов, целует в щеку. – Разогреешь?
– Здесь, – бормочу запоздало. Всегда здесь уже пару лет, сижу безвылазно, служу мужу, так сказать. – Конечно, разогрею.
Резко отворачиваюсь, касаюсь пальцами того места, которое он поцеловал, подношу к носу, принюхиваюсь. Сладкие женские духи. Совсем спятила, да, Лис?
Опять оборачиваюсь, почти сталкиваюсь с ним носами, тяну воздух. Да он навеселе…
– Ты пил? – спрашиваю на автомате.
– Устал, да, – чуть тушуется он. – Опрокинул стакан перед выходом. Хочешь, зубы почищу?
Почему-то хочется оттолкнуть его, послать, принять ванну с хлоркой. Быстро моргаю – те фото как занозы сидят под веками.
– А что, на совещании были женщины?
– Да ты ж знаешь, у нас старший партнер Виктория Сергеевна, – переобувается в тапки, шлепает на кухню. – А что?
– От тебя женскими духами прет на километр, – плетусь за ним.
Достаю из холодильника, тарелку, затянутую пленкой, убираю ее и ставлю в микроволновку.
– Да, она так душится, что у меня даже голова разболелась, – садится за стол, улыбается мне. – Вся переговорная провоняла.
Мой взгляд скользит по нему, сканируя. Рубашка мятая, застегнута не на те пуговицы криво-косо.
– Я ее утром отпарила, – замечаю зачем-то. – Сложные, наверное, были переговоры.
– Я успел в кабинете на диванчике вздремнуть минут двадцать, – озадаченно оглядывает свою рубашку. – Извини, я поглажу завтра сам с утра. Ты стараешься, а я мну. Непорядок, верно.
Погладит? Сам? С моих губ чуть не срывается истерический смешок. Да он сроду не знал, как грязные вещи попадают в шкаф вновь чистыми и наглаженными.
– Один? – вырывается у меня вместе с недовольством, которое перебивает звуковой сигнал микроволновки.
Ставлю перед ним тарелку, кладу приборы.
– Что “один”? – придвигает к себе тарелку, ест вроде бы без аппетита. – Очень вкусно, спасибо.
– Спал, я спрашиваю, один? – не удерживаюсь я. – Я думала, тебе блондинки всегда нравились, – упрекаю, вспомнив брюнетку на тех фото.
– Лис, ты чего? – сглатывает так, как будто бы ему кусок в горло не лезет.
– Чего я? – повышаю голос. – А ты спросить меня ни о чем не хочешь?
– М-м-м? – протягивает, явно вспоминая что же должен спросить. – Слушай, я не пойму. Я про блондинок что-то спросить должен? Ты покрасилась? – присматривается к моим волосам. – Ну красиво, что.
– Макс! – ударяю кулаком об стол так, что звенит посуда. – Ты издеваешься? Тебя хоть что-то волнует, кроме твоей чертовой работы? И твоей… – замолкаю, зажимаю себе рот ладонью.
– Слушай, что ты от меня хочешь? – откладывает приборы, отодвигает тарелку.
– Вот, – швыряю на стол тест, который выдернула из кармана халатика, и заливаюсь слезами.
Конечно, забыл. Конечно, ему плевать. Нашел себе другую, которая не такая дефективная и сможет родить.
– Ну… Ну… Лис, ну ничего, – что-то бормочет он. – Ну попробуем еще раз.
– А смысл? – накидываюсь на него. – Третья подсадка, и ничего! Ноль результата. А ты… ты… – опять не набираюсь храбрости сказать.
– Что я? – он поднимается, подходит ко мне, тянется, чтобы обнять. – Может, по старинке попробуем? А? Ну не расстраивайся, все получится.
– Пробовали по старинке, – отскакиваю от него как от прокаженного. Будто ему с ней не хватило. А со мной из жалости спит. – Ничего не получится, Максим.
– Детка, ну не падай духом, – снова протягивает ко мне руку. – Давай не будем истерить. Я все понимаю, правда, понимаю. Но слезами тут не поможешь. Давай попробуем еще? Ну и… есть дома малютки…
В кармане халата вновь вибрирует телефон, и я почти вскрикиваю. Достаю, пялюсь в экран. Опять тот номер. Видео на экране идет без звука. Опять она. Ублажает его. А он… Он мой муж. Теперь без сомнений.