Александр Fеликсов - Изменник нашему времени

Изменник нашему времени
Название: Изменник нашему времени
Автор:
Жанр: Современная русская литература
Серии: Нет данных
ISBN: Нет данных
Год: Не установлен
О чем книга "Изменник нашему времени"

В сюрреалистическом тексте причудливо сплелись приключения героев великих романов М. Булгакова, И. Ильфа и Е. Петрова, а во всё происходящее вмешивался бы сам С. Беккет. Структура романа (оглавление) позаимствована у М. Лермонтова из «Героя нашего времени». Отсутствие общей сюжетной линии, её мозаичный характер детализирует палитру современного бытия в необычном ракурсе. В книгу также включено небольшое количество стихов автора последнего времени разной тематики.

Бесплатно читать онлайн Изменник нашему времени


Корректор Наталья Карелина


© Александр Fеликсов, 2019


ISBN 978-5-4474-2335-3

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Вместо посвящения

…и строки моего романа уж не являются во сне,
Знать, исчерпал запас вполне,
The end – дают понять с экрана.
Довольно Пушкина бесить —
Пора язык уж прикусить.
И вот теперь опять, приятель,
С тобой вновь скромный обыватель.
От слова, в общем смысле, «быт»,
Что канителен и свербит.
Отсох раздвоенный язык,
Что блеял рифмой, прозой – рык!
Из темноты сознания углов
Всё вылезали уши «штампов» —
Дистиллированное зло;
Не отшутиться, мол, это техника эстампа.
За мыслью денно волочиться в точном слове,
Не лучше ли у моря счастья ожидать за нахождение подковы?
Но тот, к кому адресовался – адресован.
Чем, извините, он окажется подкован?!
***
Заполнив бремя пустоты,
В которой, может, пребывал и ты?
Предмет достойнее меня —
Критичность взгляда сохраня,
Занятным радости добавить,
Что сочинил – и вот хочу представить!
Над делом классики залип —
Явить России новый архетип!
Его неведома природа,
Почти что хамским вызовом звучит
Заява этакого рода…
Лишь убедительность писаки,
Барну’ма, кстати, феномен:
«Как разгадал он нас!» —
Повсюду слышится рефрен,
А архетип – теорьи враки.
Modernismo! – славен тост,
Только с приложеньем post…
За mauvais ton – I am so sorry,
Но как без «личностей»
Прикажешь в споре?!
В рупор ажно закричись —
Пушкиноведов горда высь!
– Не вышел ликом! Отступись!
– Не так заносчив и остёр?
Я всё же в высшем смысле raisonneur (резонёр)…
Суесловье – ты, мол, умник —
Это гению не льстит,
А подставь Эолу струны,
Арфа, диво! – зазвучит.
Сам роман короче кратно —
Ни «Войны» в нём и ни «Мира», —
Согласитесь иль обратно, —
Ум в скитаньях встретил лиру;
Содержание не в прозе —
Рифма тут «ударной» дозой…
О нас пока ещё не знают —
Впотьмах, под спудом скорбен труд.
А может, книжку всё-таки откроют?
Со ртом открытым вдруг да и замрут?
Смотри, академическую мантию вручают…

Предисловие

Во всякой книге предисловие есть первая и вместе с тем последняя вещь; оно или служит объяснением цели сочинения, или оправданием и ответом на критику.

М. Ю. Лермонтов

Сохраняет ли письменный документ времени стремление автора донести своё содержимое, находясь в анабиозе неизвестности? Только демонстрируя едва заметные признаки природы живой… Чтобы какой-то пытливый исследователь, смахнув археологической кисточкой домашнюю пыль, расшифровал послание хотя бы в доступной полноте прямодушного высказывания, ведь написанное то уже языком почти мёртвым теперь субкультуры до ныне главенствовавшей…

…роман в стихах, стихи в романе,
Так созидал Шекспир тому… задолго ране.
Взаимным отчужденьем отдаляясь,
С собой доселе препираясь,
Оне сошлись – стихи и проза,
Так ласка стала реверсом угрозы.
К гармонии то привело иль лютой стычке?
Но, верно, нанесёт ущерб привычке?

Даже ограниченная память в деструктивном процессе потери связи с лабильностью самой природы времени, не может не замечать культурной редукции языка как идентификатора народа с его, языка, а следовательно народа, последующим оплакиванием, не успевая присыпать песком останки.

(Язык – «охрана грамота» народа,
Так сокровенна суть его природы,
И, сохраняя, сам заговорён
От нападенья вражеских времён.
Хотя любые времена туженью споры,
И где бы как бы кто ни жил,
Отец Небесный всех приговорил
(Пред этим накормив просфорой);
да и нет барханов в виртуальном мире —
надежда только на регулируемость
забвения… ха-ха-ха…
F.

Пользуюсь правом последнего слова, чтобы оправдаться перед читательницами за пренебрежение любовной линией сюжета. Смягчением вины может служить существование нелепости символически любовных романов, таких как «Евгений Онегин», «Горе от ума», «Мастер и Маргарита», оба романа Ильфа и Петрова и много других (нет полной статистики), – если эрос в них и присутствует, то следом не чётким, номинально. В этой скудной сентиментом пустыне в сей миг откровения решаюсь цинично calembour (ить) неологичностью: о романе «безроманности», т. е. без романтического con brio – пламени чувственности. Почти за шаг до мизогинии – неприязни к женскому виду (ведь это, несомненно, самостоятельный вид?! Отрясите прах с ног ваших, выходя из града моего, утверждая обратное. Погрешите против горького опыта жизни всего человечества, наломавшего дров на гендерном поприще, приведшем в конце концов к имплементации того положения, что покончил с «долей женской» и воссиять дал виду во всей совершенства роскоши); безосновательно лишать вас ещё и короля марьяжа – это неоправданно дерзить, вообще, подрыв доверия к художественному слову; но предъявленный пишущий протагонист с изъяном, тоже стыд не умаленный и раскаянием…

Чтобы не прятаться за классиков… В моей личной жизни так сложилось, что подлинную полноту чувства испытал лишь к княжне Мэри, и закономерно, что к харите Аглае Епанчиной; романтические приключения в «Тёмных аллеях». Этому эскапизму способствовало то, что в семье ещё угадывалась дворянская аура, поддерживаемая артефактами и вербальным свидетельством проявления иной культуры, притягательной своей рефлексивной чужеродностью, – прадед был словесником и статским советником, что другому не помешало стать статским советником на поприще судебного следствия.

Срок рождения, будто выбранный, 2 октября по старому стилю, что совпадал с метрикой Михаила Лермонтова, стал и метрономом, и камертоном формирования личности, латентными следами биографии, – фантомное дворянство помогло оценить значимость воображаемого мира чтения.

Удел лирического героя как фенотипа, персонажа среди людей, лишил витальности – но рессора ДНК довольно упруга…

Непобедимые красавицы переместились на экраны, и им отдал должное. Писать о виртуально существующем, раз не довелось встречать кинодив или премьерш, даже артистки цирка? Конечно, есть и вне этих сфер победоносно красивые и обманчиво милые – любя не как все, женясь не так, как все – чеховский перл, – добился лишь того, что глянец фотографий со свадьбы украсил рекламу фотостудии; но разводился, – развод – это ведь пока ещё фаза семейного несчастья, а не индивидуального, обособленного? – вульгарно, то бишь стандартно, массово – не в пандан рассуждениям Льва Толстого о драм разнообразии, как о дактилоскопии. Известный эвфемизм проповедника-художника об удачных и неудачных браках лишь прикрывает неприглядное: несчастье просто легче продаётся, и размер дарования тут бессилен. Легче отделаться скользкой формулой, ведь прикосновение к чужому счастью чревато раздражением, порой псориазом – защита широтой души не гарантирует неуязвимости, предмет летуч, как междометие, ячеи сети метафор слишком велики для уловления.


С этой книгой читают
История о взаимоотношениях с окружающим миром талантливого мальчика, страстно увлеченного литературой. Ситуация, в которую он попал, оказала сильное влияние на его характер, всю дальнейшую жизнь и судьбу.
Детские, ностальгические истории, произошедшие с автором в далёком леспромхозном посёлке в семидесятых годах прошлого века.
Сцена высвечивает то, что иногда не может высветить проза. В этом сборнике представлены пьесы в прозе, траги-фарсы в стихах и комедии положений.
«Рассказы не о Швейцарии» – сборник коротких, но ёмких историй.Здесь насилие, ложь и потакание страстям соседствуют с добром, целеустремлённостью и прощением. Здесь в одну и ту же машину садятся как самоубийцы и сумасшедшие, так и те, кто хочет сделать этот мир лучше. Здесь – про совершенно разных людей, которые просто тем или иным образом столкнулись в Швейцарии с одним и тем же человеком.Книга понравится тем, кто любит краткость и глубину.
Будущий морской археолог красавица Тейт Бомонт так же, как и опытный искатель сокровищ Мэтью Лэситер, мечтает найти давно похороненное в тропических водах Вест-Индии старинное колье, известное под названием «Проклятие Анжелики». Всевозможные трудности, неизменно сопутствующие поискам сокровищ, заставляют молодых людей объединить усилия. Но, оказавшись против своей воли партнером Мэтью, Тейт с удивлением обнаруживает, что отчаянный, дерзкий парень
«Кап-д′Ай полностью оправдывает название райского местечка для любителей моря и загара. В Кап-д′Ай удивительно сочетаются достижения цивилизации и оторванность от последней. Здесь чувствуется необыкновенная гармония…»
Обнажённая исповедь, глоток смелых экспериментов и роман-путешествие. Эта книга, как друг и проводник, передаёт в руки читателя ряд практических инструментов для самоисследования и декодирования психологических проблем. Бережно помогает раскрыть вкус жизни в самом себе. В роли инсайдера автор погружается в атмосферу дальних стран и целительных практик. Нырок на тёмное дно души, и новые крылья позволяют постичь мудрость большого пазла. И открыть с
9 человек. 9 судеб. 9 исключений. Абсолютно разные по характеру и возрасту и никак не связанные между собой до катастрофы. Чудом им удается пережить смерть единожды. Однако у судьбы свои планы на их жизни.Группа людей попадает в самую настоящую ловушку смерти, которая вынуждает их снова и снова оказываться за три дня до катастрофы в самом эпицентре взрыва. Но почему это происходит с ними?Им предстоит работать вместе, чтобы понять, как изменить хо